ОЗЕРО ДЕДКИ МАРКА

Дедка Марк был просто крестьянином, а потому всю жизнь держался земли и скотины. Но крестьянин Марк Тимофеевич Калинин был еще и рыбаком, ибо всю свою жизнь провел на берегу богатого рыбой северного таежного озера.

Хоть и знал дедка Марк и о своем озере, и о рыбе, обитавшей в наших водах, наверное, почти все, что надо было знать удачливому рыбаку, но рыбу ловил только для себя и никак не на продажу, т.е. не увлекался, как теперь говорят, рыночной экономикой в рыболовном деле, а оттого я и не могу считать вмешательство этого, в общем-то, тихого человека в жизнь местных вод чем-то уж очень разорительным.

Кроме нашего, общего для всех жителей деревушки, озера, было у дедки Марка в личном пользовании и небольшое таежное озерцо, километрах в четырех от дома. Там дедка держал для себя небольшой плот и оттуда доставлял к семейному столу рыбу, когда наше озеро почему-либо не слишком щедро расплачивалось данью со своими старателями-рыбаками.

Жил дедка Марк скромно, не очень заметно, вместе с бабой Лизой родил и поставил на ноги трех сыновей и в придачу к ним еще и дочь, и из всей своей трудовой жизни-биографии оставил людям на память, пожалуй, только две свои истории...

Первая дедкина история началась со свадьбы, с женитьбы на будущей бабе Лизе... На другой день после свадьбы, с утра пораньше, выбрался будущий дедка Марк из объятий жена на свет божий, уселся на пенек у дома, приладился к своей балалайке и заиграл-запел на всю округу: "Молодая жизнь пропала - девка порчена попала..."

Всякий раз, беря в руки балалайку, не забывал Марк Тимофеевич и покрывать голову шляпой. Откуда у него повелась эта самая шляпа, дедка вроде бы никому не рассказывал, только, совсем собравшись отходить, отдавать душу Богу, незабвенный Марк Тимофеевич, будучи еще в здравом уме, распорядился: положить рядом с ним в гроб, в домовину, и эту шляпу, и балалайку... Вот так, при шляпе и балалайке и похоронили нашего дедку Марка.

А похоронили его почти в тот самый день, который заранее был указан нам самим дедкой...

Это и есть часть последней, второй истории из жизни Марка Тимофеевича, оставленной им для нас.

Дедка Марк, как и всякий русский рабочий человек, конец своего земного пути знал, предчувствовал... А как же иначе, если не находишь больше в себе нужных сил для прежней жизни-работы?.. Собираться в богадельню, залеживаться на больничной койке? А надо ли это, когда все положенное тебе, ты уже вроде бы и совершил?..

Пожалуй, дедка Марк, почувствовав, что начинает терять прежние силы, и пожил бы еще чуток, если не одно обстоятельство, которое и поторопило его на последнем пути к Богу...

Дедка Марк и баба Лиза жили все последнее время одни, без детей и внуков, и все это время исправно ходили за своей коровушкой-кормилицей... А коровушка, действительно, считайте, только одна и кормила старика, давно потерявшего почти все зубы: по нашим деревням в то время не знали особо ни стоматологов, ни протезистов и, расставшись с зубами, уповали только на спасительную крошанку - на хлеб, размоченный в молоке.

Вот так и дедка Марк держался все последние годы только на подарках от своей коровы...

Ходила за коровой баба Лиза. Но тут и она вдруг сдала - отказали натруженные на разных работах ноги, и не смогла он больше даже доить свою кормилицу...

Что делать? Не будет молока - на хлебе, размоченном в чае, дедка Марк и зиму-то не протянет... Собрали совет, прибыли все дети и в один голос: продавайте корову и собирайтесь к нам в город - будем ходить, ухаживать за вами. Но расстаться с домом, с озером, с лодкой, с рыболовной снастью - у дедки не было и в мыслях. Да и баба Лиза ни в какую - без дедки никуда... Тогда выход один: Марку Тимофеевичу тихо отходить в мир иной...

Сидят, рядят собравшиеся, пока дедка Марк разом не встрял в разговор: корову продать, чтобы бабку не мучить, а мне только до весны дожить, до леща - придет в залив лещ, изловлю сколько-то рыбы на пирог-рыбник, без которого и не бывает поминок, тогда и отойду к Богу.

Когда, какого именно числа из года в год приходит в залив дедки Марка лещ, все в округе хорошо знали, а потому и рассчитали точно, когда именно назначил Марк Тимофеевич свои похороны.

Как и загадывал, пережил дедка Марк зиму, дождался весны, встал потихонечку с постели, подправил свои снасти, а там и половил своего последнего леща, помог бабе Лизе засолить рыбу в кадушке, спокойно лег обратно в постель и отошел...

Марка Тимофеевича похоронили и помянули, а на следующий день после поминок решили его сыновья навестить прежнее дедкино таежное озерко и помянуть старика еще и там. Вот для таких поминок на берегу озера дедки Марка пригласили и меня.

Где именно в тайге это озерко, до этих поминок я и не знал и даже не догадывался... Сначала шли по лесной дороге, затем тропа, дальше свернули с тропы и пошли напрямик через тайгу по редким и давно заплывшим смолой зарубкам на сосновых стволах. И вот, наконец, таежный водоем, оставленный нам в наследство дедкой Марком...

Уже перед самым озером сын дедки марка Володя вдруг остановился, полез в еловую чащу и вскоре вернулся обратно на тропу, держа в руках длинное, ладное весло...

Это весло, судя по всему, было сработано давным-давно, а о том, кому оно принадлежало, можно было безошибочно судить по инициалам "КМТ", нанесенным крупными буквами на лопатке весла.

Вот, вооружившись этим длинным веслом, и отправился наш проводник, Владимир Маркович Калинин путешествовать на плоту по оставленным ему в наследство владениям отца.

На крайнем бревне плота, который занял Володя, тоже были нанесены, скорей всего топориком, уже знакомые мне фамильные инициалы - "КМТ".

Здесь же, рядом с плотом дедки Марка, был причален к берегу и еще один плот, побольше, потяжелей. Он-то и достался мне и моему сынишке... Такого удобного весла, которым можно было не только подгребать, но и отталкиваться ото дна, как шестом, у нас, увы, не было, и мы управлялись со своим транспортным средством с помощью длинного шеста.

В дорогу к озеру дедки Марка я прихватил с собой две удочки: одна - полегче, чтобы наловить небольших рыбок-живцов, другая - потяжелей, подлинней, оснащенная крепкой леской, тяжелым поплавком и большим зацепистым крючком на металлическом поводке. Эта достаточно прочная снасть и была рассчитана на охоту за щуками, о которых по дороге к озеру Владимир Маркович Калинин не переставал складывать одну за другой легенду-побывальщины.

Мы отплыли совсем недалеко от причала и остановили свой плот метрах в пятнадцати от правого, темного по утру берега... Такие берега у наших таежных озер куда солнце заглядывает только к полудню, именуются утренними, ибо здесь-то и вершатся по утру главные охоты местных щук. И идут эти охоты до тех пор, пока солнце не засвечивает такой утренний берег - тогда наохотившиеся щуки убираются здесь в самые глухие свои укрытия и либо ждут следующего утра, либо к вечеру перебираются к противоположному берегу, который был засвечен солнцем с раннего утра, а теперь вот расстался, наконец, с дневным светилом. Именно здесь, у вечернего берега и вершат щуки наших таежных озер свои охоты перед тем, как отойти ко сну.

Остановив плот, я взял в руки удочку полегче и попробовал сманить на кусочек червя какую-нибудь небольшую рыбешку, пригодную для того, чтобы с ее помощью вызвать на переговоры одну из местных щук... Небольшую плотвичку-сорожку я вскоре поймал и передал сынишке, чтобы тот насторожил свою самоловную снасть.

Снасть у моего Сережки вроде бы и напоминала по своему устройству широко известную жерлицу: те же крепкий шнур, металлический поводок, надежный крючок, - только у моего сынишки эта самая снасть-самоловка собиралась почему-то не на традиционную рогульку-рогатку, как у жерлицы, а просто наматывалась на чурачок-пенек, отпиленный от сухого стволика той же сосенки или елки.

Уж чем именно подкупила моего сына такая снасть-пенек, не знаю, но, только получив от меня живца, он тут же пристроил его к своему крючку, опустил в воду возле самого плота и начал потихоньку спускать леску со своего "пенька"... И вот тут, не дав рыболову-рационализатору, как положено, настроить свою самоловку, из-под нашего плота стрелой вырвалась щука и сжала своими челюстями сорожку, посаженную на крючок...

Мой сын, не смотря на свой еще малый возраст, был уже опытным рыболовом и, конечно, не стал тут удерживать щуку на месте, а отдал ей шнур, чтобы эта отважная охотница, как и положено ей после удачной атаки, проскочила с добычей в зубах дальше, а там остановилась, огляделась и, перевернув поудобней пойманную рыбешку, стала ее заглатывать. Вот тут-то, выждав положенное время, Сережка резко подсек, а следом, поняв, что щука у него на крючке и вряд ли куда-нибудь теперь уйдет, наконец, проявил характер и стал диктовать рыбине свои условия... В конце концов, очень даже приличная щука оказалась у нас на плоту.

Разобравшись с добычей сынишки, я снова взялся за свою легкую удочку, поймал еще одну рыбку-живца, посадил его на крючок своей солидной, живцовой удочки и отправил эту снасть в небольшой коридорчик среди зарослей кувшинки.

Поплавок встал, насторожился, затем немного походил вслед за живцом, а там вдруг косо пошел в сторону травы и почти разом исчез там в воде... Я, как и мой сынишка, немного переждал, дал щуке разобраться с добычей, а там подсек и тут же почувствовал, что на противоположном конце снасти находится очень даже упорный противник.

К сожалению, этот "противник" успел забраться в подводные джунгли и там как-то и отделался от моего крючка, и мне долго пришлось вызволять из этих зарослей свою леску, накрученную хитрющей рыбиной на траву.

Потом мы достали из озера еще пару щук, не таких уж и мелких, а дальше заметили, что на берегу у нашего причала, куда уже успел вернуться плот Владимира Марковича, дымится костерок... Значит, и нам пора к людям, к костру.

Озеро дедки Марка, прямо сказать, мне очень понравилось, и я бы до конца лета не раз сбегал сюда, но что-то мешало после откровенно доверенной мне таежной тропы к этой замечательной воде так вот сразу претендовать на этот водоем. И только к самому концу лета я еще раз заглянул туда, да и то лишь после беседы с бабой Лизой...

Старушка, оставшаяся теперь одна, без своего деда-рыбака, однажды очень дипломатично поинтересовалась у меня, бываю ли я на дедкином озере, и ловится ли там сейчас рыба. О чем вела речь баба Лиза, я, конечно, понял и прямо ответил, что не был на дедкином озере больше ни разу, но вот завтра-послезавтра обязательно схожу и рыбы на рыбник там постараюсь достать...

Второе свидание с озером дедки Марка состоялось у меня уже к концу августа, когда по воде с ночи стал расходиться густой, почти осенний туман. Вот и теперь почти все озеро было затянуто таким седоватым, слепым дымом...

Все было на месте: и дедкино весло, спрятанное в непролазном ельнике, и плоты, далеко затащенные на берег, чтобы не напитывались водой, не тяжелели и снова были готовы отправиться в путь по воде. Все было почти, как в первый раз, только для этого свидания с озером я взял с собой не удочки, а спиннинг. И теперь, собрав снасть, прямо с причала отправил в озеро, в туман свою любимую вращающуюся блесенку "Анюту", выбитую из латунной полоски и оснащенную тройником с красными шерстинками.

Куда именно упала моя блесна, я не вижу из-за тумана, но слышу всплеск от падения, хочу, было, посчитать, как долго моя блесна станет опускаться на дно - глубоко ли, мол, здесь, но успеваю озвучить только два счета: один, два...- как по тонущей блесне кто-то сильно ударил и тут же потянул леску в правую сторону...

Короткий встречный рывочек-подсечка, и чувствую: на том конце снасти приличная рыбина и скорей всего не щука, а окунь...

И окунь, действительно, окунь, очень даже приличный - на моем динамометре он опустил указатель чуть ли не до полуторакилограммовой отметки...Хороший у бабы Лизы будет рыбник.

А дальше - я поплавал на плоту по утреннему озеру, поймал еще с пяток приличных окуней, а к ним и пару щучек. Домой вернулся довольный, умиротворенный, порадовался вместе с бабой Лизой пойманной рыбе, поспорил с ней, не желавшей просто так принимать у меня подарки, и стал мечтать о том, чтобы попасть на озеро дедки Марка по весне, на самый нерест щуки - и не для того, чтобы добывать тогда рыбу, открыто явившуюся на свой весенний праздник, а просто посмотреть, не обижая озеро, проверить рассказы Владимира Марковича о том, что здесь, во владениях его отца обитают, мол, не щуки, а самые настоящие крокодилы...

Но так сложилось, что Москва в тот год не отпустила меня от себя пораньше, потому и прибыл я в нашу деревушку уже после того, как отыграли свои весенние игры у нас не только щуки, но и плотва, и окуни, и лещи. Так что на озеро дедки Марка попал я только к концу июня, когда как раз и начинался жор наших, т.н. паровых окуней - отдохнув после нереста, эти рыбы поднимались навстречу летнему парному теплу из своих глубин и от души гоняли повсюду мелкую рыбешку.

Уже по дороге к озеру почувствовал я впереди самую настоящую беду - на дороге, куда раньше не забирался никакой моторизованный отряд, хорошо были видны оставленные здесь и пораньше и попозже следы мотоциклетных колес.

Зачем сюда мотоциклисты - ведь дальше никакой дороги ни для какой техники нет!?. А мотоциклы дальше и не поехали: совсем скоро я обнаружил по следам стоянку, где эти железные кони и дожидались своих хозяев. А хозяева и направились как раз в сторону озера, принадлежавшего когда-то Марку Тимофеевичу Калинину...

И на кой ляд этим рыбачкам тащиться сюда на мотоциклах - оставили бы их просто возле нашей деревни...Но мотоциклы нашей "экспедиции" были очень нужны как раз для того, чтобы завезти как можно дальше в тайгу тяжелую снасть-сети, а там и вывозить из тайги пойманную рыбу.

И моя догадка подтвердилась - на берегу дедкиного озера, к березе, стоящей у самой воды, были грубо пристроены колы-вешалы для сетей...Вот, значит, как - прознали дорогу к озеру и нагрянули сюда всей бандой.

А как прознали?.. Я никому дорогу сюда не показывал - тайну щедрого озера никому не открывал. Да и сыновья дедки Марка не могли так поступить: во-первых, берегли бы они это озеро для себя, а во-вторых, сразу после похорон отца, отбыли они к местам своего постоянного проживания - так что и тут не могло быть утечки информации...

А затем вспомнил я, что вместе с нами тогда на озеро ходил еще и внук дедки Марка, и проживавший как раз в том лесорубном поселке, где и собирались всякий раз в свои разбойные походы ватаги неуемных рыбачков... Значит, племянник и рассказал все об озере. А то, что к набегу на дедкино озеро был причастен кто-то из нас, поминавших в прошлом году здесь старика, я догадался сразу, когда не отыскал в укромном месте старинного весла... Где именно было спрятано это весло, никто из посторонних знать просто не мог.

Увы, следы недавнего нашествия были повсюду: и широченная черная рана кострища вместо аккуратного пятнышка-следка от нашего скромного костерка, и пустые консервные банки - разбойные рыбачки, что вели здесь свой промысел-добычу, уху на берегу не варили, они врывались сюда, проверяли снасти, собирали рыбу и тут же в обратную дорогу - варить уху было некогда, вот и пользовались консервами...

Не затащили, как положено, лихие добытчики и плоты на берег, и теперь бревна плотов, напитавшие в себя воду, плохо держали на себе человека.

Кое-как выбравшись на воду, я проверил известные мне щучьи засады и ни одной щучки так и не вызвал к себе на переговоры. Не отыскал я и здешних окуней. Озеро будто вымерло, лишний раз подтвердив горькую истину для таких вот небольших таежных водоемов: позверствуют, изведут на нересте щук, окуней - и все, замерла в озере всякая жизнь...

К концу лета я еще раз навестил озеро дедки Марка и снова ни щуки, ни окуня здесь не отыскал. Только раз ткнулся в мою блесенку щуренок-сирота, размером с карандаш... И все.

Не ответила мне почему-то и плотва-сорога, хотя этой рыбы было здесь в достатке - и не каких-нибудь там живцов, а хорошей, увесистой рыбы, порой вровень местным тяжелым окуням...

Вот так и замерло, стихло совсем озеро, кормившее и кормившее семью дедки Марка...

Прошел год, второй, третий... И тут навестил меня мой добрый друг-товарищ, неплохой писатель - лирик, мечтатель. Знакомил я его с нашими благословенными местами, рассказал и об озере дедки Марка, посетовал, что озеро это разорили, загубили наши местные маклаки. Думал, что мой друг-товарищ погорюет тут вместе со мной и уж, по крайней мере, никак не изъявит желания посетить оскорбленный людьми водоем. Но товарищ мой вдруг встрепенулся и попросил показать ему многострадальное таежное озеро.

И вот мы на берегу дедкиного озера. Плоты на месте - как затянул я их на берег года три тому назад, так они и встретили нас сегодня. И никаких чужих следов нигде вроде бы нет - забыли совсем озеро или просто оставили в покое...

Осматриваемся, оглядываемся, а там и отводим от берега по плоту: на одном я, на другом мой друг-товарищ.

У моего друга-товарища с собой спиннинг, у меня тоже спиннинг, но еще и короткая удочка с зимней блесной - так, на всякий случай.

Расходятся в разные стороны наши плоты. Я еще в движении, а мой друг-товарищ, слышу, уже наладил свою снасть и послал блесну в озеро... Еще, еще раз падает блесна моего друга-товарища в озеро - плеск, плеск по воде, а тут вдруг и затрещал тормоз катушки. Поворачиваюсь на знакомый звук и вижу: подхватывает мой друг-товарищ подсачком очень даже приличную рыбину...

- Кто у тебя?

- Окунь! Да какой хороший!

Вот тебе и на - живет, значит, наше озеро, оживает!

А там и у меня на блесну-крошку попался неплохой окунек. За ним еще и еще.

Быстрая стайка очень даже приличных полосатых охотников несется за моей блесной. Блесна добирается до плота и выныривает из воды, а отряд окуней остается где-то тут, рядом, может быть, и у меня под плотом.

Быстро распускаю зимнюю снасть и опускаю в воду отвесную блесну. И тут же удар по крючку, а следом и окунек, крепкий, сильный окунек - эдак граммов на триста пятьдесят... И опять зимняя блесна в воде - и опять точно такой же разбойник у меня в руках...

Все - хватит!

Но откуда здесь вдруг рыба? Как попала сюда? Ведь развестись здесь, набрать вот эти триста пятьдесят граммов за два-три года вы бы никак не смогли - ведь вам при таком весе уже лет с десяток от роду - это совсем точно...

И тут вспомнил я совсем хилый по летнему времени ручей-протоку, что выходил из этого озера и скоро встречался с нашей речкой Корбой. Ну, а если есть ход к Корбе, то и обратная дорога в это озеро всегда открыта. А Корба наша идет к своему Корбозеру, озеру очень рыбному. И с нашим Пелусозером река Корба связана протокой. Ну, что мешало тому же окуню подняться по весне вверх по речке, а там и заглянуть в дедкино озеро..

Вспомнил я, что здесь в ручье-протоке у дедки Марка и была устроена когда-то запруда-заборчик, в воротца которой и прилаживал он свою снасть, похожую на вершу...

Значит, все правильно - пришел окунь в озеро дедки Марка, пробудил его к новой жизни, спас от погибели.

А вот щуки, как будто, сюда еще не зашли и не заселили пока этот водоем... И действительно, ни я, ни мой друг-товарищ за весь день так ни одной щучки и не увидели...

Но все равно поверил я тогда, что и щуки вернутся сюда, в это дивное озеро, вернутся и станут жить, если, конечно, опять какие-нибудь разбойные рыбачки не побью снова всю здешнюю жизнь...

Мой друг-товарищ, вернувшись к себе домой, прислал мне вскоре в подарок простенькую фотографию в простенькой рамочке. С этой фотографии и смотрит на меня сейчас озеро дедки Марка, за судьбу которого я очень и очень переживаю...