САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ЛЁД

Всякий раз, отправляясь по весне на свидание с Онежским озером, отвечаю я провожающим меня, что там, в Карелии, ждет меня наша самая замечательная подледная рыбная ловля - рыбная ловля по последнему льду.

У жителя Средней полосы нашей страны такой мой ответ не вызывает вопросов: они уже встретили весну: встретили первых перелетных птиц, слышали голоса первых весенних ручьев. А что касается рыбной ловли по последнему льду, то тут мои друзья, и на этот раз остающиеся в столице, хорошо знают, что лед по подмосковным водоемам к апрелю месяцу бывает уже настолько плох, что власти вправе запретить в это время всякую подледную рыбную ловлю.

Но это здесь, в Средней полосе, а там, на Севере, где зиме удается похозяйничать вовсю даже в первую декаду апреля, до настоящего последнего льда в конце марта еще, ой, как далеко. И, честно говоря, я должен был бы ответить своим провожающим, что и в этот раз еду я не на последний, а просто на весенний лед.

Увы, того самого колдовского последнего льда, о котором удачливые рыболовы частенько складывают настоящие легенды, мне до сих пор так и не удалось дождаться на моем Пялемском Онего, хотя вот уже шестую весну встречаю я здесь с коловоротом и зимней удочкой в руках... Так уж складывается у меня, что отправиться в свое весеннее путешествие к Онежскому озеру могу я и пятнадцатого и двадцатого марта, а вот остаться там дальше первого апреля у меня никак пока не получается. Вот и не удавалось мне до сих пор увидеть, как с ледяного панциря, прикрывавшего всю зиму чашу Онего, сходят талой водой последние снега, как отходит от берегов, вздрагивает и поднимается вдруг онежский лед, наконец, сухой, но еще сине-зеленый в частой седоватой сетке-трещинках... Вот тут-то и определял я для себя начало чудной сказки по имени Последний лед.

Когда-то, когда северные весны встречал я на берегу своего Пелусозера, мне и выпадало каждый раз быть свидетелем всех без исключения весенних событий от первого, по-настоящему весеннего солнца до последней озерной льдины, вынесенной на прибрежные камни проснувшейся после зимнего сна тяжелой волной.

Когда по льду озера лежит еще не тронутый, не потревоженный солнцем белый-белый снег - это еще самая настоящая зима, хотя само солнце уже по-настоящему весеннее, яркое, слепящее глаза... Но день за днем солнца все больше и больше, и вот, наконец, замечаешь ты, что снег, который скопился за зиму на льду озера, будто осел, прижался ко льду, а там и начал понемногу плавиться под солнечными лучами, оставляя после себя хрупкие льдистые корочки...

Ото дня ко дню снега по озеру все меньше и меньше. И хотя ночные морозы еще жестко останавливают явившееся к нам тепло, но с каждым днем все шире и шире к полудню лужицы живой воды там, где с утра еще видел ты остатки недавнего снега. И очень скоро по всему льду, от берега до берега, станет расплываться-расходиться талая вода.

Когда ночные морозцы стихают, отступают совсем, полая вода от расплавившегося снега уже не замерзает на ночь, не укрывается ледком, а остается живой, открытой до следующего дня. И как раз тут, на эту воду и являются наши первые северные перелетные птицы - чайки.

Прилетят чайки, заголосят, начнут плескаться в весенних лужицах, разошедшихся по льду, тут и считай, что последний лед совсем рядом.

День, другой подержится весенняя вода сверху на льду, а там найдет дорогу в озеро, уйдет туда, и озеро, получив живую подмогу, будто сразу проснется, вздрогнет, отойдет ото сна и поднимет на себе поднадоевший ему ледяной панцирь.

Вот тут-то и спеши с утра пораньше на лед. Ищи вчерашние лунки - лунки теперь не замерзают на ночь. Опускай в лунку свою блесну и жди растревоженных весенней водой, только что поднявшихся из своих зимних глубин, бойцов-окуней.

Если еще только вчера-позавчера ты разыскивал этих самых окуней по большей части лишь около дна, то сейчас, когда лед поднялся, окуни, будто ошалелые, носятся по всей толще воды, и другой раз не успеешь опустить в лунку мормышку или блесну, как полосатый разбойник уже тут как тут.

Веселое, озорное это время - последний лед, когда забыты сразу и напрочь все еще вчерашние расписания подводной зимней жизни, и обитатели озера, будто торопятся погулять, поноситься после долгой и тяжелой зимы.

Торопишься и ты - последний лед часто живет недолго, и если не выпадет тут ночных морозцев, то совсем скоро седоватая сетка-трещины начнет расходиться по льду все шире и шире, все дальше, глубже в лед станет уходить эта самая "седина". А "седина" - это первый признак того, что морозные кристаллы льда начали разрушаться, крошиться в снежное крошево, а оттого и все больше седеть. И когда такого последний, седого льда, да еще и напитанный снизу озерной водой, уже много, будь осторожен - вот-вот такое "седое" пятно может разом провалиться под твоей ногой: распадется лед на кристаллики-столбики - и ты тут же окажешься в ледяной воде.

Нет, я обычно не очень побаивался этого, самого последнего льда, и если ночью приходил морозец, все-таки выбирался на озеро, но далеко от берега тут не отходил и спешил вернуться домой еще до того, как солнце прогонит со льда ночной мороз. И в это, самое рискованное для рыбаков, время тот же наш окунь отменно ловился на любую, предложенную ему снасть... Но ловить рыбу со льда в это время уже просто не хотелось. И интерес к подледной ловле начинал пропадать у меня тогда еще до того, как путешествовать по льду, действительно, становилось опасно.

Дело было, видимо, в том, что здесь, на отживавшем свой срок льду озера, на этом последнем островке зимы, ты очень скоро начинал чувствовать себя как бы не в своей тарелочке: здесь лед, холод, память о недавних ледовитых морозах, а совсем рядом, на берегу уже настоящая весна: кричат чайки, гомонят у своих домиков скворцы, никакого снега вокруг уже не осталось, и возле твоего дома парит, дышит под солнцем пробудившаяся после зимнего сна земля... Там тепло, открыто, добро от щедрой весны, а здесь, на льду, вокруг тебя все еще зима - а в зиме так не хочется оставаться... И я прощался со своим последним льдом еще до того, как он становился совсем опасным для человека. Прощался, но помнил все встречи, подаренные мне напоследок моим зимним озером.

И как хотелось потом, на том же Пялемском Онего, встретить, хотя бы еще только раз, удивительные дни последнего льда. Но все не выпадало и не выпадало мне такой встречи вот уже столько лет подряд...

Но вот весна 2007 года... После гнилой, непонятной зимы, и весна подходила к озеру странно, необычно: стояли холода, морозы. Снега на льду почти не было - и мы путешествовали по всему озеру без лыж. Рыба ловилась плоховато. Рыбаки поговаривали, что кто-то где-то вроде бы встретил недавно сига - мол, сиг сунулся сюда, поближе к реке, а там вдруг пропал...

Я тоже искал эту чудесную онежскую рыбу, будто выделанную из живого серебра, но пока обходился лишь небольшими окуньками, совсем не по-весеннему все еще жмущимися к самому дну.

Искали мы и хариуса, который вот-вот должен был подойти к устью реки - река у нас, хотя и не слишком бурно, но уже шумела подо льдом. И от реки рыбаки в этом году не ждали пока ничего доброго: снега в лесу было мало, мало будет и воды.

Но все равно отпущенное нам на озере время шло и шло своим чередом, и мы только отмечали день за днем, проведенные на льду, отмечали немного грустно и, конечно, не переставая надеяться на лучшее... И лучше вдруг вроде бы показалось, а там и пришло...

День, другой - солнце и тепло, без ночных морозов. И снег, спрессованный снег нынешней зимы почти тут же обернулся талой водой и, как по-Щучьему велению, чуть ли не на глазах скатился со льда в озеро. И на следующее утро мы вдруг увидели у себя под ногами сухой-сухой лед, покрытый сплошь седоватой сеткой-трещинами.

Приглядываюсь к вчерашним, уже не замерзающим ночью, лункам и отмечаю, что вода в лунках будто опустилась - так и есть: вслед за растаявшим снегом лед на озере, как и положено ему в последние дни жизни, поднялся, всплыл.

Да, это был, наконец, последний, сухой лед... Солнце, тепло, никакого движения воздуха. Устраиваюсь на стульчике возле вчерашней лунки, отпускаю в лунку мормышку и вижу, что мормышка не тянет за собой леску. Думаю, что леска зацепилась за край лунки, беру леску в руку и тут же чувствую, что мою снасть кто-то резко тянет в сторону... Подсекаю, уже не удилищем, а рукой, и этот "кто-то", остановивший мой мормышку почти под самым льдом, начинает кидаться из стороны в сторону...

Этот "кто-то" оказывается неплохим, двухсотпятидесятиграммовым окуньком.

Мормышка снова в лунке, и снова точно такой же окунек возле меня на льду.

Откладываю мормышку и опускаю в воду свою блесенку, узенькую, бело-желтую, с крючком-обманкой, скользящим по леске выше блесны.

Блесна приготовлена у меня для сига, она не ныряет в воду, а опускается вниз, не спеша, как спиннинговая блесна "профессор", но только покачивается-дрожит из стороны в сторону куда изящней и быстрей, чем тот же "профессор".

Блесна тянет за собой леску: метр, два - и снова окунь, и снова совсем не плохой...

Так и есть, рыба вслед за льдом поднялась со дна озера...

Проверяю соседние лунки - здесь блесне удается опуститься поглубже, но и тут окуни не дают ей добраться до дна. Меняю еще раз лунку - и снова окуни, окуни и окуни...

Солнце, тишина, сухой лед - сижу и блаженствую в этом весеннем раю...

Но, увы, уже сегодня вечером нам придется собираться в обратный путь...

К дому бредем счастливые, наполненные не то доброй усталостью, не то просто разморенные от нагрянувшего, наконец, щедрого тепла...

И тут, уже у самого берега, слышим громкий разговор-крик вернувшихся домой наших чаек.

До свидания и спасибо тебе, Пялемское Онего, спасибо за все, а главное, за твой сказочный самый последний лед...