ТЁМКА
(Мои собаки)

Так уж получилось, что моя охота началась не с охотничьего ружья, а с мечты об охотничьей собаке. И такой собакой-мечтой стал для меня почему-то английский и обязательно черно-крапчатый сеттер…

Сколько я помню, из всего богатства, что хранилось у моего отца в книжном шкафу, самым желанным для меня был альбом с чудесными охотничьими открытками. И там, среди картин разной охоты, пейзажей, натюрмортов и пр. была открытка, на которой среди летнего луга замер в стойке черно-крапчатый английский сеттер.

Сеттер и только сеттер и именно такой, как на открытке!.. Сказано – сделано, и я принялся копить деньги на щенка желанной собаки. Для этой цели я устроил надежную копилку – из небольшой, хорошо провощенной коробки, в которых американцы присылали нам во время войны сухие пайки. Деньги в копилке, увы, собирались очень медленно, а когда все-таки скапливалась хоть какая-то видимая сумма, я согласно отдавал ее на нужды семьи – жили мы тогда не очень богато. Так что щенок английского сеттера в нашем доме так и не появился.

Настоящего, живого сеттера, правда, не английского, а шотландского, сеттера-гордона, увидел я попозже – к нам на дачу, в Кратово, где мы на лето поселились у наших хороших знакомых, как-то заглянул друг моего отца, добрый волшебник по фамилии Балбас. Этот волшебник уже приносил мне счастье-подарки – у меня до сих пор хранится книжечка, каталог зоомагазина на Арбате, где очень подробно рассказывается о самых разных животных, которых можно держать дома. Вместе с этой книжечкой добрый волшебник подарил мне небольшой, но настоящий аквариум-ширму вместе с чудесной аквариумной травкой валлиснерией. Этот аквариум, эта травка и эта замечательная книжечка хранились у моего волшебника как память о его сыне, погибшем на фронте…Но однажды мой волшебник, видимо, посчитал, что самой лучшей памятью о сыне, который уже никогда не вернется домой, будет радость мальчишки, что еще только-только начал познавать окружающий его мир, если передать ему все то, что когда-то радовало другого, такого же пытливого молодого человека.

Так вот вслед за первыми подарками, разом изменившими всю мою жизнь, друг отца, знавший о моей мечте завести охотничью собаку-сеттера, вдруг пообещал мне, что на мой день рождения, когда мне исполнится шестнадцать лет, вот этот самый сеттер-гордон по кличке Бой станет моей собственной собакой.

Об этом обещании я все время помнил, но на свое шестнадцатилетие Боя так и не получил. Не видел я больше и своего доброго волшебника. Где он, где его чудесный пес, мне тогда никто прямо не ответил, да я особенно и не приставал ни к кому с этими вопросами. Но зато в тот день рождения я получил в подарок настоящее охотничье ружье…

После такого подарка я весь ушел в книги и стаи, посвященные охотничьему оружию, снаряжению патронов и технике стрельбы, и в это время уже не так часто беспокоил себя памятью о недавней своей мечте – подружейной собаке. И самую первую свою охоту встретил я только с ружьем без четвероного помощника.

Эта самая первая моя охота состоялась на заливных лугах за Окой, неподалеку от села Слёмы… Небольшое озерко-старица, густо заросшее по берегам осокой и кугой, и тут из зарослей травы, почти что у меня из-под ног с шумом появляется утка. Утка уходит низом, над самой водой, так что техника добычи ее была не так трудна: выстрел по низкоугонной дичи – стволом накрыть цель и нажать на спусковой крючок. И вешай себе на пояс первую в твоей жизни добытую утку.

Но до того счастливого момента, когда утка будет наконец приторочена к поясному ремню, мне еще предстояло разуться и раздеться, затем через заросли осоки и куги зайти в воду и, с трудом вытягивая ноги из густого ила, выстилавшего дно заливного озерка, попробовать добраться до остановленной выстрелом утки.

После ила, засасывающего твои ноги, мне предстояло еще вплавь пробираться срази разной водяной травы и только после этого я смог почувствовать себя счастливым победителем. Вот тут-то я и вспомнил снова о четвероногом помощнике на охоте – как просто было бы достать эту горемычную утку из воды, если бы рядом был охотничий пес.

Еще трудней пришлось доставать уток, остановленных нашими выстрелами, на сплошь заросшем водяной травой озерке Развань, прижавшемуся к самому лесу. Да еще к тому же одна из уток оказалась подранком – упав на воду , она тут же нырнула, и большее ее мы так и не увидели… Конечно, нужна собака – без собаки ходить за утками просто нельзя!

Но для утиной охоты мой английский сеттер никак не годился. Можно было бы остановиться на немецкой континентальной легавой, но после запавшей мне в душу высокой эстетики сеттеров ни дратхааров, ни курцхааров я не видел рядом с собой на охоте… Вот тут-то впервые и появился для меня спаниель.

Вскоре книжечку «Охота со спаниелем» я знал пожалуй что наизусть. А тут еще встреча с охотником, владельцем точно такой собачки, и его увлекательные рассказы о том, как он каждый год отправляется в отпуск на поезде Москва-Ленинград, что уходит ежедневно с Савеловского вокзала, добирается до станции Хвойная, а там пешком к своим заветным местам, где вот этот самый труженик-спаниель без устали разыскивает и уток, и глухарей.

Я, как завороженный, слушал рассказы о том, с каким мастерством работает эта небольшая собачка по тому же глухарю – работает с заходом, поставляя лесного петуха из любых крепей прямо на охотника. А как спаниель разыскивает подранков на утиной охоте, как плавает и даже ныряет! А еще вот эта самая собачка, которая тоже принимает сейчас участие в подаренных мне рассказах об охоте, умеет и очень деликатно подать голос, когда отыщет рябчика – и рябчик, который обычно не сидит под собакой, в этом случае чаще всего никуда не улетает… Словом, спаниель!

Уж не помню, у кого именно раздобыл я деньги, необходимые для приобретения щенка – выпрашивал я необходимую сумму в долг под будущие стипендии, возвращал этот долг добрым людям по частям, латая при этом дыры в своем студенческом бюджете подработкой на разгрузке железнодорожным вагонов с различными овощам.. но в конце концов, убрав в карман требуемую сумму и наизусть запомнив адрес заводчика, названный мне в Московском охотничьем обществе, отправился я на Арбат, где и ждал меня желанный щенок.

Я очень хорошо помню тот старинный двухэтажный дом, почти напротив станции метро «Арбатская», помню узкую лестницу на второй этаж, дверь в коммунальную квартиру и очень скромную комнатку, где встретили меня две чудесные собачки: рыжая сука Лора и ее уже взрослый сын, чернокрапчатый красавец Грэй.

Может быть, кто-то из владельцев спаниелей знал, слышал о своем коллеге Колбасове. Так вот от Лоры Колбасова и достался мне щенок-крошка в светлой рубешечке с большими рыжими пятнами по голове и по спине…

Не помню, откуда именно взялось вдруг имя этому неуклюжему созданию, согласно принявшему сразу и мои руки,и мою сумку, в которой его предстояло доставить из родного дома в пока еще чужое для него жилище, но только это имя – Тёмка было сразу произнесено вслух, когда я первый раз брал своего щенка на руки. Тёмка - и больше никак.

Тёмка сразу заявил о себе, как о существе вполне покладистом – без каких-либо возражений он принял для себя новый дом, мою комнату, и тут же, видимо, устав с дороги, улегся спать на мои тапочки. И дальше эти тапочки стали для него чем-то особым, видимо, очень необходимым ему для благополучной жизни. Когда меня не было дома, Тёмка утаскивал к себе хотя бы один тапочек, укладывал его рядом с собой на свою подстилку-тюфячок и только так мирно засыпал. Когда же я возвращался домой, моя собачка перво-наперво, обычно не дожидаясь моей команды, несла мне мою домашнюю обувь, а затем, стоило мне улечься на диван и оставить тапочки без дела, снова завладевала ими.

Тёмка действительно оказался очень спокойной, податливой собачкой, казалось, что он будет согласен с любым возможным общежитием, хотя в других своих делах очень строго соблюдал сделанный выбор. Так я для Тёмки был другом-товарищем по походам и развлечениям, а вот нашу няню Настю, пожилую женщину, нянчившую когда-то еще мою маму, да так и оставшуюся навсегда жить с нами, Тёмка просто боготворил. Когда я уходил надолго в институт, собачку из моей комнату всегда переводили на кухню, где у нее тоже было место, постель, и куда она так же притаскивала вслед за собой мои тапочки. На кухне полной хозяйкой была наша няня Настя, и Тёмка это скорей всего хорошо знал. Няня Настя не была с ним особенно добра, не уделяла ему столько внимания, как я, она лишь в определенный час подавала ему мисочку с едой, а там еще и подтирала за ним напущенные лужи. И все. Но этого, видимо, вполне хватало, чтобы Тёмка не отходил от нашей няни Насти, когда его отправляли на кухню – он следовал за каждым ее шагом и подчас мешал ей в работе. Тогда ему доставалось не очень строгое внушение, и он послушно отправлялся на свое место и уже оттуда внимательно следил за всем, что делала его повелительница.

Увы, через год с небольшим нашей няни Насти не стало. У нее случился, как говорили тогда, удар. Это был, видимо, тяжелый инсульт, из которого нашей чудесной няни не суждено было подняться. Помочь ей ничем не могли. Она лежала в моей комнате на диване и, чтобы не беспокоить тяжелобольную, Тёмку в комнату не пускали. И умный пес, пожалуй, все понимал и послушно оставался в своем углу на кухне, не делая даже попытки попасть в комнату к человеку, которого боготворил.

Мы сидели в другой комнате за столом, тихо о чем-то говорили, и вдруг на кухне раздался Тёмкин вой. Я кинулся к собачке. Тёмка сидел на своей подстилке и, запрокинув голову, тоскливо подвывал. Кто-то из нас сразу догадался, в чем дело и, заглянув в комнату няни Насти, стал свидетелем ее последнего вздоха.

С няней Настей из нашего дома ушли мир и тишина – нас ждали впереди большие перемены. Перемены ждали впереди и моего замечательного Тёмку, но об этом чуть позже.

А пока мы с Тёмкой строим планы на лето, и в этих планах изначально была река Нерусса, впадавшая в Десну возле города Трубчевска. О Неруссе мне рассказал случайно встретившийся, совершенно незнакомый мне человек. А дальше я прочитал об этой реке и об окружающих ее знаменитый Брянских лесах, хорошо помнивших своих отважных хозяев, брянских партизан, в только что изданной книжечке «Десна красавицы». Три друга-писателя провели свой летний отпуск на реке Десне, спускаясь вниз по ее течению, и по пути заглянули в устье реки Нерусса. Эту встречу с удивительной рекой они расписали так красочно, с такой захватывающей охотничьей страстью, что остановить меня в дороге к тем заповедным местам уже ничто не могло.

Середина лета. Поезд Москва-Одесса. Раннее утро, и мы выгружаемся на станции, носящей такое же имя, как и желанная нами река – Нерусса.

Путешествие в поезде Тёмка принял как само собой разумеющееся – всю ночь он пролежал под нижней полкой рядом с моими резиновыми сапогами. Правда, еще с вечера он преподнес мне настоящий сюрприз. До этого случая я считал свою собачку очень добрым, милым и совершенно не злобным существом. Но здесь в поезде Тёмке что-то не понравилось в нашей соседке, занимавшей в купе плацкартного вагона напротив меня такую же, как у нас, нижнюю полку, и вдруг рыкнул на нашу пожилую женщину, да так громко, так свирепо, что и я, и наша соседка не на шутку перепугались – еще бы чуть-чуть и мой милый, добрейший песик мог пустить в ход свои клыки… Уже потом я услышал от кого-то из владельцев спаниелей, что эти наши милейшие собачки очень даже способны на серьезную агрессию.

Станция Нерусса, до которой у нас был взят билет, находилась, как оказалось, довольно-таки далеко от реки с одноименным названием, а уж до села на берегу реки, где нам предстояло поселиться на время отпуска, было еще дальше. Но в конце концов мы добрались до желанного места. В доме, стоявшему на самом краю села, мне предоставили небольшую комнатку, а Тёмке отвели собачью будку, где когда-то у хозяев жил собственный пес. И Тёмка сразу согласился с предложенном ему жилищем, удобно разместился под его крышей и оттуда с любопытством поглядывал на кур и гусей, что расхаживали по двору.

Здесь надо отдать должное моей собачке – хоть и не видел мой Тёмка никогда до этого никакой домашней живности, хотя и не объяснял ему никто, что трогать кур, гусей, домашних уток охотничьей собаке строго-настрого запрещено, но никакой склонности к так называемому скотничеству у него я не отметил. Правда, однажды во время нашего очередного охотничьего похода по заливным лугам Неруссы Тёмка умудрился как-то выловить в небольшом озерке здоровенного домашнего гусака и притащил его к нашему костру. Как умел, я выругал и наказал провинившуюся собаку, а задавленного ею гусака незаметно для посторонних принес в село и откровенно рассказал о случившемся своему гостеприимному хозяину. Я собирался повиниться перед владельцем «добытой» нами птицы, заплатить деньги за нанесенный ущерб, но наш хозяин, выслушав меня, забрал гусака, а там и отправил его в котел, из которого затем угощался сам и угощал меня . Чей именно был тот гусь, которого Тёмка разыскал вдали от села, я так и не узнал, но впредь в ту сторону, куда могли заглядывать сельские гуси, мы больше не ходили.

Вот пожалуй, и все неприятности, которые доставила мне моя собака. Все же остальные события наших совместных походов помнятся мне до сих пор только светло, чисто…

Начну с того, что первый свой поход мы совершили к реке. вооружившись на этот случай двуручным спиннингом… Настоящей реки мой песик пока не видел, но нисколько не смутился при виде большой воды и, даже не проверив, что это такое за явление река, не спеша забрел воду, а дальше храбро поплыл навстречу течению и, отплыв от берега метров десять, вдруг исчез под водой…

Знакомиться с Неруссой мы начали возле переката. Перекат был неглубоким ,и утонуть просто так собака здесь никак не могла. если только никто не утащил ее тут под воду… Нет, никто не утащил – Тёмка, как неожиданно нырнул, так неожиданно и вынырнул из воды и быстро-быстро поплыл к берегу, держа что-то в зубах. Это «что-то» он доставил на берег и только здесь я разглядел, что мой пес, оказывается, нырял в воду за беззубкой.

Что именно нашел он в этой беззубке, почему именно беззубку, а не какой-нибудь камень-голыш вытащил он на берег? Откуда Тёмка знал о существовании этих беззубок?

Вытащенная на берег раковина мою собачку дальше вовсе не интересовала: Тёмка сделал свое дело, будто выполнил положенную ему работу, и снова отправился в реку…

Подавать мне разные предметы Тёмка умел, команду «подай» исполнял тут же да и без команды приносил мне мои тапочки, когда я возвращался домой. Тапочки мне были нужны, необходимы, но зачем мне и моему спаниелю эти моллюски.. Но пока я задавал себе подобные вопросы, Тёмка снова нырнул в речку и вскоре вытащил на берег еще одну беззубку…

Отучить его от этой охоты я так и не смог, и стоило нам и дальше выйти на берег реки, где была хотя бы небольшая отмель, как Тёмка тут же принимался нырять и выискивать своих беззубок, а потому все дальнейшие походы к реке я стал рассчитывать так, чтобы никакие перекаты и отмели нам не попадались. В тех местах, где не было мелкой воды с песчаным или каменистым дном, Тёмка оставался к реке совсем равнодушным и никак не мешал мне ловить рыбу: он либо терпеливо ждал, когда наконец я закончу свои упражнения со спиннингом, или же принимался за какие-нибудь свои безобидные дела.

Рыбная ловля рыбной ловлей, но главным для нас, конечно, была охота, и я большую часть времени проводил со своей собачкой в лугах, разыскивая так называемую болотную дичь – именно по этой дичи прежде всего и собирался я натаскать своего четвероного помощника.

Бекасов мы находили, правда, не очень часто. Тёмка эту дичь хорошо запомнил и подводил меня к быстрокрылому кулику довольно точно, так что, если бы сезон охоты был уже открыт, я мог бы вполне успешно тут поохотиться.

Поиск у моей собачки был достаточно широким, без каких-либо заметных дефектов. Тёмка тут легко управлялся мной, тут же реагировал на мой негромкий свист – так что здесь у нас было все в порядке. И с открытием охоты мы свое умение разыскивать бекаса подтвердили.

Но до открытия охоты нам еще выпала возможность поработать и по коростелю. И первого своего коростеля Тёмка поставил мне как по самой лучшей охотничьей науке: он обошел куст, где луговой петушок собирался затаиться от идущей за ним собаки, и подал этого петушка-хитреца прямо на меня. Этого первого коростеля, сработанного моим Тёмкой я, как сейчас, вижу перед собой: он тяжело взлетел из куста и будто завис на какое-то время в метре с небольшим над травой с вытянутыми вниз ногами.

Дупеля мы так нигде и не нашли, но отыскали поблизости от села кряковых уток – Тёмка настойчиво выгонял из зарослей прибрежной травы уже вставших на крыло утят, плавал за утятами поменьше, которые, стараясь спастись от собаки, сразу ныряли и тихо выныривали где-нибудь в стороне среди травы. Словом, к утиной охоте мы были более-менее готовы.

Не удалось нам разыскать только тетеревиный выводок, хотя тетерева, по свидетельству местного население, должны были встречаться в то время по ягодным лесным полянам. Но я не рискнул тогда отправиться с собакой в те тетеревиные места. Дело в том, что в округе было очень много гадюк, и глупый пес, не знавший пока никаких врагов, мог отнестись к этим гадам более, чем фамильярно.К тому же я сам недавно допустил оплошность и босой ногой наступил на змею. Лечили меня от укуса гадюки местными способами, вскоре вылечили, но память такой встречи и боязнь за собаку на какое-то время отдалили от нас тетеревиные выводки.

Но вот открытие охоты. Мы находим и бекасов и коростелей.. Тёмка вполне согласно принимает эту дичь и исправно подает мне в руки все, что мы с ними добываем в лугах около Неруссы.

К сожалению, те утиные выводки, которые еще до открытия охоты мы с Тёмкой учились разыскивать, успели покинуть свои заливные озерка и болотца. Тут уж мы не смогли отличиться и за уткой пришлось отправляться в лес на дальнее лесное озеро.

Озеро было со всех сторон окружено топким лесным болотом, и добираться до обреза воды приходилось чуть ли не по пояс в болотной жиже. Собаке в таком путешествии было совсем плохо, и я брал Тёмку на руки и, осторожно нащупывая под собой хоть какую-то более-менее прочную путь- дорогу, двигался дальше.

Тёмка сидел на сухой кочке, почти не подавая признаков жизни. Я старательно выцелил утку и выстрелил. Утка осталась на воде, а все озеро разом ожило разноголосыми утиными крыльями. Можно было еще и еще стрелять, но нам для науки нужна было всего одна единственная птица. И она добыта, но она пока там, на воде.

Командую собачке: «Подай!» - и указываю рукой направление для работы.. Тёмка ерзает на своей кочке и, видимо, не понимает, что именно надо подать хозяину – ведь он ничего не бросал в воду. Тёмка, увы, не видит утку, не связывает мой выстрел здесь с необходимостью искать добычу на воде - из воды до этого он подавал мне только палки.

Ищу подходящую палку – такую, чтобы добросить ее до утки. Нахожу что-то подходящее, размахиваюсь и посылаю тяжелый сырой сук в сторону недоступного пока для меня трофея. И Тёмка тут же оказывается в воде. Быстро плывет, быстро отыскивает палку и подает ее мне по всем правилам отличного апорта.

К самому стилю подачи претензий у меня нет, но мне надо, чтобы пес доставил мне не палку, а дичь. Если бы можно было отыскать здесь хоть какие-то камни, тогда бы мой четвероногий помощник, возможно, обратил бы внимание на утку – камень, как палка, не оставался бы на воде, и у собаки не было бы другого выбора, кроме как обратить внимание на дичь.

Я снова размахиваюсь и что есть силы отправляю палку в сторону утки. Палка совсем немного не долетает до желанной цели. И снова Тёмка приносит мне именно палку, не обратив никакого внимания на утку… Что делать?.. Раздеваться и плыть за добычей, а затем показывать псу утку и учить его подавать именно этот предмет.

Представьте себе: человек стоит почти по пояс в гнилой болотной каше, в руках у него ружье – ружье некуда положить, чтобы дальше раздеться и отправиться вплавь за добытой уткой… А как снять с себя в таком положении штаны, лапти, которые я одел специально для путешествия по лесному болоту?.. Тогда что же – оставлять утку и не провести показательного урока для собаки?.. Нет, все-таки урок надо довести до конца!

Я не буду описывать в деталях все дальнейшие действия горе-охотника, пожелавшего преподать своей собаке науку: охоту на уток на лесном озере, окруженном со всех сторон болотом-топью. Но такие действия были совершены, и охотник вместе со своим учеником, малолетним спаниелем, все-таки добрался до утки.

И тут Тёмка сразу сообразил, в чем дело, и, ухватив поудобней эту самую добычу, впереди меня быстро поплыл к берегу и в конце концов выложил нашу несчастную утку на свою сухую кочку.

Грязные, измученные, мы выбрались из леса и прежде чем направиться домой, заглянули к реке, отмылись и отстирали одежду. И здесь же, на берегу реки, я раз за разом отправлял своего Тёмку за уткой, которую бросал и бросал в воду. И собачка азартно бросалась в реку и, чисто прихватив дичь, подавала ее мне в руки…Словом, мы освоили с собачкой и эту науку – утиную охоту.

Честное слово, я не знал за Тёмкой никаких особых грехов в его охотничьей деятельности. Он старательно разыскивал бекаса и коростеля, подавал добытую дичь прямо в руки. Был очень позывистым, послушным. Вероятно, нас с ним ждали и неплохие полевые награды и еще не одно удачное охотничье поле. Но судьба распорядилась иначе – нам с Тёмкой пришлось расстаться.

После смерти няни Насти уже некому было ходить за собачкой, когда меня не было дома. И я, хорошо понимая, каким горем будет для меня разлука с Тёмкой, все-таки стал подыскивать людей, которым можно было бы передать мою чудесную собачку…

Тёмку согласились взять себе мои друзья-охотники. Это были очень неплохие люди, с добрым сердцем.

Тёмка уходил от меня с двумя не знакомыми пока ему мужчинами. Он согласно шел рядом с ними на поводке. Я провожал и собачку, и своих друзей, уводивших от меня моего Тёмку, молча глядел им вслед. И казалось бы, что все уже устроилось, все пошло, как надо… И тут, когда я уже собирался вернуться домой, Тёмка вдруг остановился и повернул голову в мою сторону…И я никогда, пожалуй, не забуду этот прощальный взгляд своей замечательной собачки, своего спаниеля Тёмки, который он оставил мне на долгую и больную память… Что он хотел сказать мне этим взглядом?..

Конечно, я мог в любое время увидеть своего Тёмку, мог поехать всегда к своим друзьям, мог взять Темку с собой на охоту. Но я ни разу не сделал этого – я не хотел больше тревожить ни собачку, ни себя.

Я и сейчас, как наяву, вижу своего Тёмку, уходящего от меня навсегда, вижу, как он вдруг остановился и тяжело посмотрел в мою сторону…

После Тёмки я держал и лаек, и дратхаара, и чудесных собачек-такс. Но так получилось, что последние лет восемь не держу никаких собак… Но если вдруг случится, если вдруг выпадет мне снова принести домой щенка охотничьей собаки, то это, как и тогда, уже очень давно, будет именно спаниель – крошка, спаниель, которого я назову только Тёмкой.

ноябрь 2005 г