СЕТТЕР - ЛАВЕРАК - БЛЮ-БЕЛЬТОН.

Милой Ирине Ивановне Васнецовой с низким поклоном

Дорогие мои читатели!

Позвольте мне, прежде чем приступить к основному повествованию, познакомить Вас с некоторыми замечаниями классика нашей охоты Л.П. Сабанеева, которые позаимствовал я из его замечательной книги "Собаки охотничьи".

Итак:

"Сеттер, бесспорно, самый совершенный член всей группы гладкомордо-длинношерстных птичьих собак. Это первенствующее место по праву принадлежит ему во всех отношениях: по уму, характеру, чутью, быстроте движения, по красоте форм и даже качеству псовины. Весьма естественно поэтому, что не только на своей родине, но и в большей части цивилизованных стран сеттера - самые многочисленные и наиболее распространенные легавые, не исключая отсюда пойнтеров.

Численный перевес и предпочтение, оказываемое большинством охотников с английскими собаками сеттерам, уже сами по себе служат очевидными доказательствами их преимуществ над пойнтерами. Но преимущества эти, говоря беспристрастно, большею частью морального свойства, а не охотничьи. Сеттерист, видящий в своей собаке не только доброго товарища на охоте, но и верного друга дома, и пойнтерист, любующийся статями и мускулами пойнтера, ценящий в нем главным образом превосходного полевого работника, - оба по-своему правы, и споры между ними совершенно бесцельны. Если мы примем во внимание, что в основании сеттера лежит самая древняя раса охотничьих собак, которая в течение многих столетий получала, так сказать, домашнее воспитание, принадлежала к числу почти комнатных, то не станем удивляться тому, что сеттера представляют едва ли не самую культурную и интеллигентную породу... Сеттера умнее, понятливее, привязаннее, ласковее и игривее пойнтеров, но зато сравнительно капризны, надоедливы и боязливы, т.е. сиротливы, вообще очень нервны; псовина у них красивее и теплее, они лучше выносят холод и дождь, охотнее идут в воду, но зато нечистоплотнее, длинная шерсть их требует ухода, они плохо выносят жару и жажду; сеттер охотнее подает, чем пойнтер, но чутье у него хуже, стойка не так крепка и красива. Само собой разумеется, что речь идет не о большинстве и что найдется немало сеттеров, нисколько не уступающих в чутье пойнтерам, и наоборот, есть очень умные и ласковые пойнтеры..."

"В настоящее время английские сеттера под не совсем правильным названием лаверак, вероятно, составляют у нас самую распространенную породу длинношерстных легавых..."

"Не так давно названия "лаверак" было синонимом английского сеттера, как гордон - синонимом черного сеттера с подпалинами, точнее шотландского..."

"Синими или голубыми бельтонами называлась порода сеттеров в мелких черных пятнах и крапинках, которые от соединения черных и белых волос получали синеватый оттенок".

Я очень надеюсь, что после знакомства с этими замечаниями Л.П.Сабанеева у Вас уже не останется вопросов к названию моего рассказа "Сеттер - Лаверак - Блю-бельтон." Ибо: "сеттер" - это сеттер, островная охотничья легавая собака; "лаверак" - это тот же английский сеттер, над которым в свое время активно потрудился охотник и заводчик этих собак Вильям Эдуард Лаверак (1800 - 1877 гг.). Ну, а "блю-бельтон" - это английский черно-крапчатый сеттер (лаверак) в отличие от желто-крапчатого английского сеттера (лаверака), лимон-бельтона.

Вот именно о таком черно-крапчатом английском сеттере, прибывшим в мой дом еще в полуторамесячном возрасте, и пойдет этот рассказ...

Сирота Флай.

Всех своих будущих собачек из предложенного мне помета я выбирал только сам, сам вез в сумке или просто за пазухой в новый для него дом щенка-крошку, а там другой раз и не один день старался участливо переживать вместе с осиротевшим вдруг по моей воле созданием его разлуку с матерью. Все и было у меня всегда именно так до этого последнего щенка, в командировку за которым я отправил свою супругу. Именно ей и предстояло выбрать для нас будущего члена семьи и доставить его из Москвы в нашу Ярославскую деревушку. И это ответственное поручение было дано нашей Галине Алексеевне по той причине, что именно она произнесла однажды судьбоносную фразу: "Возьмем весной щенка..."

Правда, это решение она принимала не совсем самостоятельно - над ней, безусловно, довлело то обстоятельство, что английский сеттер, блю-бельтон, был моей очень давнишней и пока так и не осуществленной мечтой...Позже, когда у нас возникали вопросы: не поспешили ли мы принять это решение, - моя супруга всякий раз однозначно оправдывалась: "Я хотела сделать тебе приятное - ведь ты все время повторял: английский сеттер, английский сеттер..."

И действительно, отправимся мы другой раз за грибами, станем возвращаться домой по дороге, что между лесом и пологим полем-всхолмлением, уже скошенным, уже чуть рыжеватым от близкой осени... И поле это так чудесно, так мягко подсвечено вечерним августовским солнцем. И кажется мне тут, что вот-вот по этому самому картинному склону-всхолмлению пойдет вдруг широким челноком-поиском красавец черно-крапчатый сеттер-лаверак... И рисую, живопишу я эту картины вслух, и слышит мое живописание супруга и, конечно, что-то запоминает тут, запоминает молча, внешне не реагируя вроде бы никак на мои мечты-видения, но все-таки запоминает. Так что ее объяснения всего случившегося я, безусловно, принимаю: помнила она мои рассказы-фантазии, посвященные сеттеру-лавераку.

Не знаю, хватило бы только этого моей супруге, чтобы решиться на щенка-собачку после потери-трагедии, которая выпала нам и нашим таксам. Наверное, все-таки главным "спонсором", как теперь боевито говорят, этого нашего "проекта" (сеттер-лаверак - блю-бельтон) была чудесная женщина, художник и охотник, Ирина Ивановна Васнецова, подарившая когда-то нам счастье познакомиться с занятными и понятливыми собачками-таксами. И первой, кому я позвонил после гибели моих таксешек, сначала Ласки, а затем и Норки, была именно Ирина Ивановна...

- Послушайте меня - вам надо завести собачку, иначе не успокоите душу.

Но завести тут же какую-либо собачку после моих Ласки и Норки я не мог - не мог изменить памяти своих замечательных друзей-косолапок... Но Ирина Ивановна не забывала меня и всякий раз, разговаривая со мной после нашего возвращения из деревни в Москву, снова и снова напоминала: "Заведите собачку". А потом вдруг однажды взяла да конкретизировала свое настойчивое предложение: "Вам надо завести сеттерочка".

У Ирины Ивановны самой всегда были и таксы и английские сеттера... "Вам надо завести сеттерочка"...Сначала я отнекивался, а дальше все-таки стал задумываться о таком вот сеттерочке, но все-таки старался пока гнать от себя эту мысль и делал это только потому, что еще не был готов начать новую жизнь, новые свои охоты...

Вот и в прошлом году, когда Ирина Ивановна чуть ли не ультимативно повторила мне: "Вам надо завести сеттерочка", - я честно ответил: "Милая Ирина Ивановна, в этом году не могу - дел у меня в саду, возле пчел сейчас будет столько, что не смогу я всего себя отдать своей собаке. Вот если только на следующий год..."

И надо сказать, что дальше Ирина Ивановна со мной о сеттере больше не говорила, ибо политику свою изменила и взялась за мою супругу... Уж не знаю, о чем они тут рассуждали, что обещали друг другу, только посреди этой зимы моя супруга вдруг заявила: "Возьмем весной щенка сеттера". Ну, уж коли ты здесь главный закоперщик, Галина Алексеевна, то тебе и карты в руки: поезжай в Москву, выбирай псенка и вези его сюда в деревню...

Вот все так и вышло - и первый раз в жизни свою будущую собаку я сам не выбирал...

Первое известие о том, что будущий сеттер - лаверак - блю-бельтон уже направился в мою сторону, получил я вскоре после полудня. Жена позвонила мне по телефону и сообщила, что щенок благополучно доставлен в нашу московскую квартиру, где ему придется потом провести зиму. Здесь он подкрепился, отдохнул и готов к дальнейшему путешествия - впереди его ждал поезд "Москва - Ярославль"...

Пожалуй, что каждый, кто хоть однажды приносил когда-то домой щенка, только что разлученного с матерью, должен помнить, как принимал кутенок, вдруг ставший сиротой, новый для себя мир... Бывало, что проходил не один день, пока щенок-крошка, наконец, успокаивался, смирялся со своим новым положением. А до этого... память о том мире, где он появился на свет, и где осталась его мать, будет его мучить и мучить, и он беспокойно будет искать потерянный уже навсегда свой самый первый дом.

Иногда эти переживания-поиски вдруг утерянного у щенка проходили не очень тяжело, и тебе казалось, что уже все в порядке, что, наконец собачка-крошка приняла и тебя и твой дом: она с аппетитом уплетала предложены ей завтраки, обеды, ужины, уже вроде бы совсем беспечно предавалась отдыху после приема пищи, а дальше и начинала играть в игрушки или возиться с твоими тапочками, но...,Ты, конечно, уже надеялся, что наконец-то эту ночь тебе удастся поспать, но только-только ты счастливо забывался в постели, как щенок, будто запамятовавший до этого свое горе, вдруг спохватывался и принимался жалобно скулить, а то и еще хуже: совсем не по-щенячьи трагично выл на всю квартиру...

Что ждет меня сейчас, когда сеттерочек-крошка, наконец, появится в моем деревенском доме?..

Девятичасовое путешествие на машине, на метро, на поезде и еще раз на машине наша собачка перенесла на удивление совсем спокойно... По Москве она путешествовала в специальной сумке-клетке, предназначенной для перевозки взрослых кошек. В такой же "упаковке" доставили ее и в вагон поезда, но здесь щенок сам выбрался из "заключения" и оставшуюся часть пути провел на коленях у своей новой хозяйки: здесь он поспал, немного полакал молока, а там и поиграл. И, судя по всему, пока не собирался особо выражать несогласие со своей новой участью.

Такси, которое после поезда приняла мою супругу с ее особо ценным "грузом", до самой нашей деревушки добраться никак не могло, а потому своих путешественников я ждал как раз там, где заканчивалась более-менее приличная дорога, и последние километров пять тряс и раскачивал своих пассажиров в нашем уазике-буханке, согласным почти со всяким бездорожьем. И даже здесь, где мы то и дело преодолевали самые разные препятствия, наш песик вел себя более чем прилично - казалось, что он даже не обратил внимания на наше почти непроходимое бездорожье.

И вот, наконец, наш дом, сиротский, как я его называю, простой крестьянский дом, поставленный еще в тридцатых годах прошлого столетия, с четырьмя окнами наперед и с двумя - с видом на двор. Угол между печкой-лежанкой и дощатой перегородкой - тут и ждала нашего "новосела" его "конура": большой картонный ящик без крышки, но с прорезанными воротцами-входом в единственное, спальное помещение...Мягкий теплый тюфячок: добро пожаловать, друг ушастый...

И наш "друг", будто давным-давно знал свой домик-конуру, сразу направился внутрь помещения, чуть покрутившись, улегся брюшком на тюфячок и, выставив из "конуры" свой черный нос, внимательно посматривал на меня, присевшего возле него на корточки.

Затем "хозяин" "конуры" согласно принял блюдечко с молоком и творогом, все предложенное ему с аппетитом умял и снова забрался в свою "конуру". Но побыл там совсем недолго, снова выбрался на "улицу" и тут же справил малую нужду на постеленную возле его "конуры" тряпицу.

К такому аккуратному туалету всех щенков, подаренных миру мамой Живой, с малолетства приучила хозяйка Живы, милая заводчица английских сеттеров Марина. И теперь надо было следить только за тем, чтобы возле "конуры" всегда лежала чистая и сухая тряпица.

Ну, а как быть с большой нуждой?..

В этот вечер щенка на двор мы не выносили - боялись, что на него сразу навалится слишком много впечатлений, но утром, сразу после завтрака, снесли его на руках во двор и оставили посреди травы...

Вряд ли до этого наш песик был знаком с какими-то дикорастущими травами. И я, конечно, ожидал, что наш дружок станет осторожно принюхиваться, присматриваться и только после этого сделает свой первый шаг по настоящей земле...

Но не тут-то было... Наш двор, уже щедро украшенный весенней травой, щенка никак не смутил. Он коротко потянул в себя запах незнакомого пока ему пространства, а затем повернул головку в сторону палисадника и, покачиваясь, спотыкаясь на ходу, засеменил по траве в самый дальний угол палисадной территории. И здесь, как положено заправскому, взрослому псу, что-то вынюхал для себя, а там, покрутившись немного на месте, устроился для совершения самого главного своего туалета...

Так и повелось у нас: поест собачонка, вынесем ее на улицу, и она, если пришло время большой нужды, отправляется только туда, в дальний угол палисадника, и только там позволяет себе оправиться.

Такую привычку: не пачкать где попало, - мой Флай сохраняет до сих пор, и где бы мы ни были с ним, он никогда не позволяет себе оставить свою пачкотню на виду у всех, возле той же дороги.

Ну, а чистые тряпички около его "конуры" постилали мы недели дне после появления Фильки в нашем доме, а там тряпицы убрали, и Филимон тут же принял наши условия - и по малой нужде ходить только во двор.

И надо было видеть, как эта еще совсем маленькая собачонка просящее смотрит на нас, сидя у дверей, чтобы мы выпустили ее во двор в туалет.

Так что первое свое отменное качество: чистоплотность по части туалета Флай приобрел без каких-либо особых усилий с нашей стороны...

Уже потом, когда собачка, поев, справив малую нужду, улеглась спасть в свою "конуру", супруга коротко отчиталась мне по своей командировке... И первое, что сообщила мне: "Щенка я не выбирала - он сам выбрал меня... И имя ему дали еще до меня"...

Я, конечно, давал какие-то указания своей супруге по части выбора собачки из помета. Да она и сама имела тут некоторый опыт, ибо не один год отвечала за всю племенную работу с нашими таксами. Но в данном случае использовать этот свой опыт ей не пришлось...

Щенки мирно посапывали, собравшись в кучку на своей подстилке - беспокоить их пока не решались, и только один, видимо, слишком самостоятельный песик расположился на отдых в стороне от своих собратьев. Но стоило моей супруге чуть отвлечься от щенков и начать беседу с хозяйкой-заводчицей, как этот самый песик-индивидуалист неслышно подобрался к беседовавшим дамам и улегся на ноги своей будущей хозяйки... Ну, скажите, что оставалось тут делать, кроме как взять щенка на руки, там, конечно, и определить тут же его судьбу.

Песик, выбравший себе в хозяйки мою супругу, был почти весь белый-белый, и лишь два черных пятна среднего размера по обоим ушам и головке не могли не рассказывать, что вот это самое пока еще неуклюжее создание и есть будущий Его Величество черно-крапчатый сеттер-лаверак.

Нашему будущему лавераку только-только исполнилось тогда полтора месяца, но он уже не походил на тот пушистый комочек, каким был в начале жизни, - он успел уже несколько приподняться на ногах и принять вид весьма голенастого существа.

Белый "Бим" с черными ушами, - подсмеивался я, еще не догадываясь, что совсем скоро белоснежная одежда нашего Флая станет темнеть, а там наш сначала вроде бы совсем белый "Бим" станет настолько темным от широко расплывшихся черных крапин, что точнее было бы определить его одежду не как чернокрапчатую, а как черную с белыми вкраплениями...

Но это будет еще не скоро, а пока мы с женой рассуждаем, что это за имя - Флай, которое определили для нашей собачки...

Когда щенок был выбран и почти подготовлен к дальней дороге, заводчица Марина выложила перед моей супругой все "справки о происхождении охотничьей собаки", которые заранее были оформлены в охотобществе "Динамо". И в каждой справке черным по белому была указана та или иная кличка. Так что из предложенных нам вариантов можно было выбрать для собачки ту кличку, какая была по вкусу.

Как назвать нашего будущего сеттера-лаверака, мы, конечно, не раз заранее обсуждали...Мне виделся мой сеттер именно Грэем. Это выразительное имя запомнилось мне еще с тех пор, когда я приобретал свою первую охотничью собачку - спаниеля Темку...

Мать Темки звали Лорой, ее старший сын, уже чемпион породы, был Грэем... И этот Грэй был несказанно красив! Он сидел на диване, гордо подняв свою точеную голову и за все время, пока я разговаривал с хозяевами и устраивал в дорогу своего щенка, кажется, ни разу даже не шевельнулся - так могли вести, пожалуй, только существа с голубой кровью.

Вот этот самый Грэй и помнился мне все время - помнилось его имя, его стать, и, наверное, еще и поэтому я нет-нет, да и задумывался: а не завести ли мне такого вот именно спаниеля, а не сеттера.

Но сеттер спаниеля Грэя все-таки опередил. Ну, что же - быть и тебе тогда, мой будущий лаверак, именно Грэем!

С моим предложением тут же согласилась супруга: Грэй был для нее доброй памятью детства - капитан Грэй из "Алых парусов" Александра Грина.

Так что Грэй и только Грэй!

Но прибыл к нам в деревню не Грэй, а Флай...

Мы, "очень большие специалисты" по части английского языка, сразу перевели для себя нашего Флая, как "Полет". Полет - это прекрасно, это скорость, энергия, возвышенность... Но как-то к нам в гости заглянула учительница, обучавшая детишек в местной школе английскому языку. Она поинтересовалась, как зовут нашу собачку, и мы с гордостью ответили: "Флай - Полет!" На что наша гостья, знавшая английский язык куда лучше, чем мы, нисколько не желая нас обидеть, просто, как надо, перевела этого самого "флая" на русский язык: "Флай - это муха".

Мы, конечно, несколько смутились, вроде бы и расстроились. Но флай - муха все равно остался для нас Флаем - Полетом.

Флай, вперед! И пес несся вперед, сломя голову... Флай, ко мне! И пес уже стоял как вкопанный возле тебя...

Флай, сидеть! Флай, нельзя! Флай, лежать! Флай, искать!.. Вот так этот наш "Флай" и был определен для серьезного, рабочего разговора с собакой.

Ну, а дома, когда не требовалось громко и четко подавать команду, наш Флай числился уже не Флаем, а просто Филей или Филькой. А если уж приходилось его за что-то пожурить, то тут мы обращались к нему, как к Филимону: мол, Филимон, как же тебе не стыдно...

Итак, Флай, Филька, Филимон и стал членом нашей семьи. И хотя и подчеркивал в свое время Л.П. Сабанеев, что такая черта характера, как сиротство, вполне свойственна английскому сеттеру, но, по-моему, никаким сиротой наш Филька не чувствовал себя в нашем доме даже с самого первого дня.

Правда, попозже мы все-таки отметили и эту черту в характере нашей собачки, а вместе с ней и еще один недостаток, на который указывал когда-то Л.П. Сабанеев: наша собачка со временем научилась все-таки быть надоедливой. Но эта надоедливость была скорей всего производной от все той же боязни потерять нас, остаться одной, осиротеть. И я думаю, что эта активное несогласие потерять нас объясняется прежде всего тем, что мы сразу же приняли нашего Флая в свою семью, и он, почувствовав себя непременным действующим лицом во всей нашей жизни, уже никак не мог представить себя по причине своей замечательной собачьей верности вне нашего коллектива...

Дом, двор, палисадник.

Дом, двор, палисадник - так в начале и выглядела собственное хозяйство-территория нашего Флая. Здесь он и оставался до трехмесячного возраста, и только после того, как ему были сделаны необходимые прививки, его владения сразу раздвинули свои границы и уже включили в себя и наш сад, и всю, принадлежавшую нам усадьбу, а там уже мы с Филей принялись осваивать и поля, и луга, и лес, окружавшие нашу деревушку. Но пока владения щенка были не очень велики.

Дома, в избе, у него была постель - свою картонную коробку-конуру Флай со временем всю разгромил, и теперь его матрасик лежал просто на полу в углу между печкой лежанкой и дощатой перегородкой, отделявшей от остального помещения небольшую кухоньку-столовую возле русской печи. Этот уголок, спальня нашего Фильки, именовалась у нас "местом", куда и отправляли мы свою собачонку, когда она уж слишком расходилась или слишком допекала посетивших нас.

На кухне, возле русской печи, для Флая всегда была чистая вода, здесь мы и кормили нашего друга-товарища. Ну, а дальше - порог двери, где собачка усаживалась всякий раз, когда изъявляла желание покинуть дом и отправиться на прогулку во двор.

Двор у нашего дома несколько отличался от обычного двора возле крестьянской избы: у нас не было при доме никакой скотины, а потому по всему пространству от дома до сарая-дровяника и от калитки в сад до забора-ворот, отгораживающего наш двор от деревенской улицы, густо поднимались и даже буйствовали, когда за ними не очень следили, самые разные травы... Вот здесь-то, по этой траве, и носился взад и вперед наш малолетний Флай, вырвавшись из дома на свободу.

Двор у нас был сбоку от дома, а перед самим домом я когда-то выгородил просторный палисадник. И палисадник, и двор со стороны улицы были обнесены штакетным забором, так что наша собачка, проводившая время на свежем воздухе, могла наблюдать абсолютно за всем, что происходило за границами ее территории. И конечно, Флай почти тут же отметил, что кроме него совсем рядом проживают и еще какие-то странные существа, что целыми днями копаются и копаются в земле с другой стороны забора...

Нет, он тут никак не испугался, не насторожился, как будущий охотник при встрече с потенциальной добычей, а, скорее всего, удивился и в таком удивлении-очаровании и замер на месте, просунув между двумя штакетинами свой нос и уставившись на петуха-красавца, что очень ответственно руководил соседскими курами.

И петух не испугался нашей собачки, а тоже, пожалуй, удивился и, как Флай, замер на месте, также неподвижно уставившись на своего нового знакомого.

Вот так, очарованно замерев, и стояли эти два совершенно разные существа по разным сторонам забора всего в каком-то полуметре друг от друга...

О чем думали они в это время, какие принимали решения... Но если мой четвероногий дружок замер на месте действительно от удивления при встрече с еще не известной ему птицей-петухом, то, какое удовольствие получал от встречи-противостояния со щенком наш петух?.. А может быть, он, застигнутый вдруг на месте собакой, насторожился, замер, боясь тут же отступить и вызвать этим атаку со стороны потенциального врага? Вот и стоит поэтому, как вкопанный, боясь осложнять обстановку...

А если так, то почему уже назавтра с утра пораньше этот самый петух, только-только завидев нашего Флая, тут же, правда, не спеша, направляется к нему и, почти уткнувшись клювом в забор, снова замирает на месте в своей удивительной стойке?..

Такие замечательные встречи теперь происходили у меня на глазах почти каждый день, и я был вполне убежден, что без таких вот встреч-противостояний наши друзья уже не могли обходиться.

Кроме занятного петуха, у нашего Флая была на дворе и большая куча песка в углу возле сарая-дровяника. Филя обратил внимание на эту кучу и принялся копать в песке свои норы чуть ли не в тот день, когда совершал свое первое самостоятельное путешествие за порогом дома. Раскопав очередную ямку-норку, собачка укладывалась в нее отдыхать, а там, немного отдохнув, снова принималась раскидывать по сторонам песок... Но попозже что-то произошло-изменилось, и наш Флай подыскал для себя возле кучи песка еще одно увлекательное занятие: он забирался на самый верх кучи и оттуда медленно сползал вниз на животе, широко раскинув в стороны свои лапки.

Развлечения Флая возле кучи с песком никакой полезной информации об охотничьих задатках моей собачки вроде бы не несли в отличие от тех же щенячьих стоек, которые будущий сеттер нет-нет, да и мастерил при встрече со своим знакомым петухом - здесь явно просматривалось главное природное достоинство легавой собаки: замереть на месте при встрече с тем же бекасом или тетеревом, дожидаясь подхода хозяина.

Кроме кучи с песком и петуха было у Флая и еще одно любимое занятие: он разыскивал во дворе разные палки, с упоением и страстью грыз их, а когда я начинал ему строго выговаривать за это увлечение, мой песик подхватывал с земли свою палку, подскакивал тут же ко мне, но свою добычу-игрушку вовсе не собирался мне отдавать, а только показывал ее, будто хотел сказать: вот, мол, что я нашел, - и тут же отступал в сторону, как бы продолжая объясняться со мной: а теперь, мол, попробуй ее отними.

Щенок явно предлагал мне свою игру, и если я отвечал ему, то такая игра "попробуй отними палку" могла продолжаться долго: по крайней мере, сам Флай обычно не собирался эту игру заканчивать и отдавать палку мне.

Прекрасно понимая смысл всего происходящего, я не настаивал на том, чтобы Флай сразу отдал мне свою игрушку, но и не поддерживал особо желание собачки поиграть той же палочкой со мной.

Хотя Флай и не был вроде бы по своей природе водоплавающей собакой, и не с каждый английским сеттером охотились за утками, но все равно и эти собаки должны были уметь подавать из воды дичь. Но тут я считал и считаю, что совсем не обязательно требовать от островной легавой собаки подавать в руки охотнику остановленного выстрелом бекаса, дупеля, тетерева - ты сам можешь поднять с земли добытую дичь, а собачке по-моему лучше всего после выстрела оставаться на месте и только по команде охотника отправляться на поиски того или иного подранка. А вот, разыскав подранка, твой помощник должен был доставить, т.е. подать тебе. Так что и тут твой четвероногий друг должен был выполнять команду "подай" или "дай". Ну, а научить собачку такой работе обязан был ты сам, и сделать это лучше всего надо было тогда, когда твоего будущего легаша-охотника пока больше всего занимают его щенячьи игры.

Честно признаюсь: ни одну из своих прежних собачек я никогда особо не учил подаче, но все они: и лайки, и таксы, и конечно, самая первая моя охотничья собака, спаниель Темка, - эту работу неплохо выполняли.

Правда играть в палки со своими собачками я обычно играл, и они предавались этому занятию, как правило, с увлечением. Хотя всех моих лаек без исключения эта игра занимала куда меньше, чем такс, а тем более спаниеля. Но и эти мои остроухие охотники очень старательно обыскивали заросли куги и тростника и обязательно находили добытую мною утку или затаившегося подранка, исправно доставляли свою находку из воды на берег и оставляли здесь, обычно рядом со мной. И я никогда не требовал от своих лаек подавать дичь мне в руки, считая это уже не охотой, а цирковым номером.

Более азартно, чем лайки, относились к играм с палочками мои таксы, особенно если эта игра проходила на берегу какого-нибудь водоема... Палочку я забрасывал подальше в воду, мои шустрые собачонки тут же кидались вслед за поноской, быстро находили ее, вытаскивали из воды, оставляли добытое у самых моих ног и с нетерпением ждали, когда я снова отправлю любимую "игрушку" в воду... Так что и таксы, исправно доставая из воды не только палочки, но и тех же уток, не были обучены у меня подавать добычу в руки хозяину.

Таким особым умением услужить хозяину отличался только один единственный мой помощник по охотничьей части - спаниель Темка...

Темке едва пошел третий месяц от роду, а он уже отлично знал, где лежат мои тапочки, и обычно, не дожидаясь моей команды, сам по собственной инициативе тащил ко мне мою домашнюю обувь, как только я появлялся в дверях квартиры...

Притащив все-таки тяжеловатый пока для него тапочек, Темка обычно усаживался передо мной на задние лапы и, не опуская "добычу" на пол, терпеливо ждал, когда я с благодарностью приму его подарок... Я поглаживал щенка по головке, он снова без какой-либо команды несся в нашу комнату и приносил мне второй тапочек.

Такому фокусу с тапочками я его никак не обучал - это стремление что-то разыскать, принести мне и терпеливо ждать, когда доставленное мне я приму и как-то поблагодарю его, у моего Темки было, видимо, как говорится, в крови.

Наблюдая за играми других своих щенков, я, конечно, всегда хотел и у них отметить, а там и закрепить склонность к подаче. Вот и теперь, присматриваясь к играм своего Флая, я тоже очень надеялся встретить и у него врожденное желание подавать мне те же свои "игрушки".

Но пока Флай только предлагал мне игру с палочками. Для такой игры он либо сам разыскивал какой-нибудь предмет, либо, увидев у меня в руке поноску, старался завладеть ею, а там, крепко держа эту поноску в зубах, отскочить в сторону и, припадая на передние лапки, приглашать меня к игре под названием: "ну-ка отними". Если я не отвечал на его первые призывы, он снова подскакивал ко мне, почти тыкался носом в мои ноги и тут же снова отпрыгивал в сторону, ни за что не желая просто так делиться со мной своей добычей.

Иногда эту "добычу" мне удавалось обменять на кусочек какого-нибудь лакомства, но чаще свою игру "ну-ка, отними" мой Флай ценил куда больше, чем какой-то там сухарик или кусочек баранки, и тут уже ни за какие коврижки не мог я выменять у щенка его "игрушку".

Ну, да ладно, подрастешь чуток, и я все равно научу тебя подавать мне поноску. И сделаю это очень просто: возьму тебя на длинный поводок-корд, кину в сторону поноску, а там со словами "подай" подведу тебя вместе с поноской к себе...Что ты тогда будешь делать?

Конечно, и так можно было бы "образумить" нашего Флая - принудить, заставить...

Но и тут я не был я уверен до конца в успехе... Ну, подведу я его с поноской в зубах к себе, ну, ухвачу рукой эту саму поноску, торчащую из пасти... Ну, покажу я ему тут какой-нибудь лакомый кусочек: мол, давай обменяем поноску на лакомство... Но согласится ли тут мой Флай, уже неуемный, уже достаточно упорный, даже упрямый в своей цели, с таким предложением? И не сломаются ли тогда наши особые отношения: ведь щенок, все время навязывая мне свои игры, определенно принимает меня за собрата, пусть старшего, к которому то и дело приходится за чем-то обращаться, но все равно собрата?..

Нет, я никогда не хотел быть неким диктатором, дрессировщиком для своих собачек... Подождем, посмотрим, что будет дальше. Ну, не станет Флай, как Темка, совать мне в руки поноску... Ну, и что, но приносить мне, к своему старшему товарищу, добытое все равно будет. Подождем.

Но ждать тут долго мне не пришлось... Как-то под вечер моя супруга вышла во двор поиграть с Флаем. Флай увидел у нее в руках пластиковую бутылочку и принялся прыгать, стараясь отобрать у своей хозяйки-кормилицы (а кормила собачку только наша Галина Алексеевна) заинтересовавший его предмет.

В бутылочке еще была вода. Воду вылили, а бутылочку бросили в траву...Флай тут же кинулся за ней, вытащил из травы, улегся у крыльца и принялся эту самую бутылочку грызть. Но хозяйка-кормилица, которой Флай подчинялся беспрекословно, подошла к собачке, требовательно произнесла "дай!" и просто подняла с земли бутылочку, которую растерявшийся от громкой команды щенок выпустил изо рта.

Бутылочка снова замелькала перед собачкой, собачке снова пришлось прыгать вслед за интересной игрушкой, а там и нестись в траву, куда игрушку снова забросили...

Но, ухватив зубами бутылочку, щенок на этот раз, видимо, помня, как игрушку у него только что отняли, не понес свою добычу к крыльцу, а отошел в сторону и улегся вместе со своей бутылочкой на дорожке... И тут снова прозвучала требовательная команда "дай!", и снова собачка, подчиняясь не содержанию команды, а тому тону-выражению, с которым эта команда была подана, оставил бутылочку в покое.

В третий раз Филька так же исправно отыскал в траве пустую бутылочку из-под воды и так же не пошел с ней к крыльцу, где дожидалась его строгая хозяйка-кормилица, отбиравшая всякий раз добытую им игрушку...

Что было бы дальше: убежал бы Флай с бутылкой в зубах или же оставил эту бутылку и, понимая, что игрушку у него все равно отнимут, уже не с такой охотой отправился бы снова разыскивать ее в траве?

Понимая, что сейчас эта игра-занятие может завершиться вовсе не в пользу необходимой щенку науки, я опередил свою супругу-дрессировщицу и сам подошел к Флаю, лежащему на земле в обнимку со своей бутылкой.... Подошел, погладил его, похвалил за все сразу. Песик оживился и, ухватив бутылку, ткнулся вместе с ней мне в колени и, как обычно, когда предлагал мне свою игру, быстро отскочил в сторону: "ну-ка отними".

Я не стал преследовать собачку, а присел на корточки, как делал всегда, когда хотел, чтобы собачка подошла ко мне совсем близко. И Флай тут же подошел ко мне, подняв мордочку, уселся рядом со мной, и мне осталось только погладить его по голове, потрепать за уши и не слишком настойчиво попросить у него эту самую бутылочку... И Флай игрушку спокойно отдал и отскочил в сторону, ожидая, что эта игрушка снова полетит в траву, где он ее тут же отыщет.

Так все и произошло. Но только в этот раз отбирать бутылочку у Флая я не стал: хватит дрессировки - пусть побегает, поиграет.

Мы с женой сидели на лавочке возле крыльца, и я объяснял ей, что именно произошло сейчас на наших глазах... После строгих команд и последующей экспроприации имущества, которое Флай определенно посчитал своей личной собственностью, я вернул собачке чувство, что мы для него не надзиратели, не дрессировщики, а члены его команды, собратья по стаи, с которыми надо быть откровенным, а то и делиться чем-то добытым тобой.

И дальше игру с пластиковой бутылочкой мы время от времени устраивали, и, дав Флаю наиграться в эту игрушку, я призывал его к себе, и он без особого сопротивления отдавал мне свою бутылочку...

Нет, подавать что-либо мне в руки Флай не подавал, но все найденное им в воде непременно доставлял на берег и оставлял рядом со мной. На том и спасибо.

Как уже упоминалось, я для Флая был скорей всего членом его стаи, собратом, но таким собратом, о которого зависели прогулки, игры и прочие занятия на воздухе - именно у меня он выпрашивал разрешение отправиться на двор, на прогулку.

А вот моя супруга-кормилица Флая была для нашей собачки чем-то, несомненно, иным...Щенок прекрасно понимал, что содержимое его миски зависит только от нашей Галины Алексеевны, и потому только перед ней готов он был высиживать и высиживать сколько угодно времени, выжидая или выпрашивая угощения.

Увы, голод, как говорится, не тетка, именно он, голод, и правит миром, и задача нас, кормильцев наших младших друзей-товарищей, не допустить голод, а вместе с ним и диктат по отношению к просящему угощения, в наши отношения с теми же собачками. А перейти эту грань, унизить тут ту же собачку, просящее уставившуюся на вас, обычно не так уж трудно... Но если мы, кормильцы друзей наших младших, и тут останемся для них добрыми, внимательными соплеменниками, то будьте уверены, ваш авторитет старшего товарища в глазах той же вашей собачки от этого еще больше вырастет.

И надо отдать должное моей супруге-кормилице Флая: ту грань, за которой напрочь теряются откровенная дружба с собакой и начинается унижение животного, она никогда не переходила, хотя была и строга и требовательна к Филимону... И именно она сразу же научила нашего Флая знать, что требуется делать по команде "нельзя", и что означает команда "возьми". Она научила собачку "сидеть", а там и "лежать" возле миски с едой. И Флай именно со своей кормилицей почти сразу установил особые отношения уважения и почитания... Так почти каждой ночью он вдруг оставлял свое место в углу у печки-лежанки и располагался, чтобы продолжить сон, возле дивана, где обычно и отдыхала наша Галина Алексеевна.

Стоило Галине Алексеевне отправиться на кухню, как Флай тут же оставлял свое место и перебирался к кухонному столу и укладывался у самых ног своей кормилицы, отчаянно мешая при этом нашей хозяйке справлять здесь свои дела.

При таком чрезмерном внимании Флая к своей кормилице я вправе был ожидать, что и по утрам, требуя выпустить себя на улицу, наш пес, прежде всего, обратится именно к ней. Но не тут-то было: пожелав с утра пораньше выбраться во двор, наша настырная собачка будила только меня, настойчиво тыча своим мокрым носом мне в лицо и изводящее поскуливая. А когда пес немного подрос, то свое требование выпустить его на улицу он стал подкреплять и лапами, которыми старался скинуть с меня одеяло. И мне ничего не оставалось делать, как подниматься с постели и, сонно покачиваясь и проклиная все на свете, провожать Флая на прогулку.

Со временем у нашего настырного и неукротимого в своем желании добиться любой своей цели, Флая проявилась еще одна черта поведения: он никак не соглашался находить в одиночестве: он должен был все время видеть нас - и все тут. И если в деревенском доме из своего угла он мог все время следить за нами, то в Москве, куда мы прибыли в начале зимы, наш пес тои дело ходил из комнаты в комнату, следом за нами и успокаивался только тогда, когда мы углублялись в какие-то занятия, а потому оставались на одном месте.

Нет, Флай вовсе не стремился собрать нас с супругой вместе, например, возле того же телевизора, как собирали нас тут наши таксы - они никак не могли успокоиться, если вся семья в полном составе не пребывала у голубого экрана. Нет, он, видимо, не догадывался, что так, в конце концов, можно поступить и тогда не надо будет все время проверять, кто сейчас, где именно находится и чем занят каждый из нас в своей комнате.

Честно говоря, такое беспокойное хождение Флая взад и вперед по квартире, его непреодолимое желание быть все время рядом с каждый из нас меня порой раздражало. Как мог, я объяснял ему, что никуда мы от него не денемся, и что ему вовсе не следует надоедливо слоняться по комнатам. Но ничего не помогало - видимо, все-таки то самое "сиротство", черта характера английского сеттера, о которой когда-то предупреждал будущих владельцев этих собак мудрый Л.П. Сабанеев, досталось нашему Флаю по полной программе: Флай определенно боялся остаться один и вдруг осиротеть.

Еще там в деревне первое время мы тоже очень боялись оставить Флая одного в доме: как он переживет наше отсутствие - ведь нам надо было время от времени посещать те же магазины, навещать по дела и почтовое отделение и еще что-то в районном центре... Но пока один в доме Флай у нас не оставался - по магазинам и прочим хозяйственным нуждам отправлялся теперь только я, а супруга дома присматривала за собачкой.

Но вот случилось: нам надо было отправиться в районный центр вдвоем, и мы предложили Флаю остаться дома одному за хозяина.

Дома по возвращению нас встретила тишина: Флай впервые не бросился, не подошел к нам. Открываем дверь, заглядываем на кухню, к русской печи - никого, никаких следов собачки. И только в углу у печки-лежанки мы обнаружили нашего сироту, а рядом с ним всю мою рабочую одежду, которую я снял перед дорогой и оставил на своей постели...

Вся моя одежда была цела и невредима. Я отобрал у собачки свои штаны, рубашку, носки, а Флай все лежал и лежал неподвижно, прижавшись всем своим тельцем к матрасику. И только тут я увидел, что чуть поодаль на полу лежали и разные предметы женского туалета, как-то добытые нашей собачки со стола Галины Алексеевны. Причем что-то из добытого собачкой была напрочь испорчено ее зубами...

Филимона мы, конечно, как следует, отругали, и он, будто признав свою вину, долго не выбирался к нам из своего угла... А может быть, он отсиживался тогда в своему углу по другой причине: обиделся на нас, бросивших его несчастную сироту...

Вскоре нам представился случай еще раз убедиться в том, что наш сирота, оставшись дома в одиночестве, вовсе не заливается горючими слезами, а большую часть времени буйствует.

В этот раз Флай-сирота устроил в доме настоящий погром: раскидал по полу все вещи моей супруги, до которых смог дотянуться, порвал все пакеты с разными туалетными бумагами, а там и уничтожил миниатюрную стиральную машинку, совсем недавно подаренную Галине Алексеевне сыновьями на день рождения: отгрыз у нее все провода и пробил зубами корпус. И снова, унеся к себя в угол мою рабочую одежду, нисколько ее не попортил.

Такие погромы в нашем доме Флай-сирота, оставшись один, устраивал до тех пор, пока нам не доставили из Москвы кости для собак, изготовленные из грубой воловьей кожи. Такую массивную кость мы оставляли Флаю всякий раз, когда на время покидали его. И он, увлеченный подарком, видимо, забывал тут о своем сиротстве.

Побаивались мы и в Москве, куда прибыли на зимнее время, что у Филимона, оставленного в одиночестве, и здесь обнаружится его сиротский протест- агрессия. Но Бог миловал - и наша собачка, то ли, наконец, поняв, что мы вовсе не собираемся ее бросать, то ли просто повзрослев, стала вести себя в одиночестве вполне прилично, но зато, только-только заслышав нас еще за дверь квартиры, устраивала такой концерт, а там так крутилась-отплясывала вокруг нас, что нам приходилось ее довольно-таки строго останавливать.

Уже в Москве отметили мы у Флая еще одну черту поведения... Он с раннего детства очень любил гостей, лез ко всем со своими ласками, а в Москве вскоре связал возможное появление желанных людей с гудком домофона и со звонком в дверь и тут же, уловив такой сигнал, несся стремглав к двери, если мы не торопились почему-либо следовать за ним, то влетал к нам в комнату и голосом и жестами требовал от нас направиться к двери и встретить гостей.

Такое поведение Флая, конечно, тут же навело меня на мысль: а не станет ли этот догадливый пес когда-то работать с докладом, т.е., обнаружив дичь и не видя рядом меня, не отправится ли он ко мне за помощью с докладом, оставив пока найденную птицу в покое... Догадка эта имела свое основание, и чуть позже моя надежда на способность Флая работать с докладом однажды и подтвердилась уже в поле... Но об этом чуть позже.

Еще одно полезное для нас качество, тоже подтвердившее мою догадку о возможности собачки работать в поле с докладом, Флай продемонстрировал однажды, услышав голос сотового телефона и не обнаружив никого из нас дома.

Мы в это время были на дворе, а Флай оставался дома, в избе, когда заговорил наш сотовый телефон... Что было дальше, мы установили, только вернувшись в дом... Собачка беспокойно бегала от нас к тому месту, где лежал сотовый телефон. Но телефона на месте не оказалось: он лежал на полу... Конечно, это Флай, услышав сигнал вызова, кинулся к телефону, ухватил его зубами, но доставить его нам не смог, ибо аппарат был наглухо прикреплен к уличной антенне, о чем и сообщил, встретив нас дома у самых дверей. Ну, а мы по аппарату точно установили, что нас действительно совсем недавно вызывали.

Так и повелось у нас дальше: стоило сотовому телефону заговорить, как Флай раньше нас оказывался рядом с аппаратом и нетерпеливо ждал, когда мы начнет телефонный разговор.

Помогал нам Флай в роли телефонного агента и в тех случаях, когда мы находились вместе с ним на дворе, а в доме вдруг начинал "разговаривать" наш мобильник. Тут наш "телефонный агент", как-то услышав тихий голосок аппарата, остававшегося в избе, кидался к нам и требовал следовать за ним в дом к телефону...

Тропа охотничьих псов.

Эта тропа начинается сразу за моей усадьбой и весело бежит через бывшее колхозное поле к оврагу. Здесь, почти у самого начала оврага, тропка перепрыгивает через чуть живой ручеек, оставшийся еще с весны, и вскоре встречается с полузабытой людьми дорогой, что по краю еще одного, тоже забытого людьми, поля спускается к стоявшей когда-то здесь деревушки Пирогово, память о которой хранят сейчас только старые липы, да давно одичавшие, сгорбившиеся яблони.

Когда-то сюда, в Пирогово, я и направлялся всякий раз, прогуливая своих собачек-такс. Вот тогда-то, во время этих путешествий, и проложили, натоптали мы через поле, что примыкает к нашей усадьбе свою "тропу охотничьих псов".

Моих милых такс давно уже нет на свете, давно поле за нашей усадьбой никто не пашет, не косит здесь траву, не пасет скот. И брошенная, забытая людьми земля на моих глазах быстро зарастает лесом: куртинки ольхи, прутики ивы, белые столбики березок все выше и шире расходятся вдоль нашей тропки.

Но сама тропка еще жива, еще видна-намечена даже среди густо поднявшегося к середине лета лугового василька. И этой нашей тропке кланяемся мы всякий раз, когда отправляемся за грибами. И если лето грибное, а посему наши походы в лес часты, "тропа охотничьих псов" совсем оживает, и тогда кажется, будто только вчера носились по этой тропке мои Норка и Ласка...

Вот по этой самой "тропе охотничьих псов" и предстояло мне совсем скоро сопровождать своего Флая в его первое настоящее путешествие.

Собачке, наконец, исполнилось три месяца от роду. Сделаны необходимые прививки, с неделю выдержан карантин, а там: давай, будущий охотничий пес, на свою первую настоящую тропу...

Усадьба у моего дома - эдакий долговязый прямоугольник шириной всего метров в двадцать с небольшим и длинной, аж, под двести метров, что и составляет как раз сорок соток принадлежащего мне земельного надела.

Восемнадцать соток, сразу за домом, взяты у меня в забор: здесь сад, овощные грядки и пчелы, а остальная земля, сразу за забором, отведена под картошку и капусту. Следом за картошкой и капустой усадьбой завладевает лучший нас медонос - кипрей или иван-чай. Ну, а в конце усадьбы, сразу за кипреем, который я берегу для своих пчел, по краям усадьбы, слева и справа, как у настоящей аллеи, высятся стеной сосенки, которые вроде бы и не так давно принес я сюда из леса.

Эти сосенки сейчас уже совсем большие, они уже приносят урожай сосновых семян, и сюда за этими семенами по зиме исправно наведывается большой пестрый дятел - здесь устроил он свою "кузницу" - столовую, где и расправляется ловко с добытыми шишками.

Рядом с сосновой аллеей поднимаются над моей усадьбой и ивы, и березы - словом, заканчивается моя усадьба почти самым настоящим лесом, где уже завелись первые грибы: свинушки и рыжики,- и куда в прошлом году доставил я из леса грибницу маслят.

Сюда, в мой рукотворный лес, нет-нет, да и наведываются в конце лета еще не разбившимся выводком молодые тетерева. Так что и здесь у моего Флая могу быть очень интересные встречи.

К ошейнику свою собачку я уже приучил, да и приучать особенно к этому предмету Флая мне не пришлось: просто однажды надели на него ошейник, а он вроде бы даже и не заметил этого приобретения... Ну, а дальше: первый раз взял я свою собачку на поводок - и здесь не обнаружил с ее стороны никакого особого сопротивления. Разве что премудрый щенок почти тут же изобрел для себя новую игру: вырвав-вытянув у меня из рук поводок, ухватил конец его зубами, ну, и давай носиться с поводком в зубах по всему двору... Немного погодя, заставив Флая остановиться, отбираю у него поводок, и все в порядке: отправляйся на прогулку - пес никак не сопротивляется тебе, не упрямится, не отказывается следовать за тобой, а наоборот, тут же оказывается впереди и тянет-тянет тебя за собой.

Вот так, я на поводке у Флая, и начали мы наше первое путешествие в большой мир, где в будущем должна ждать нас наша совместная охота...Минуем по дорожке наш сад - в саду собаку с поводка я не спускаю, боясь, что она сунется к пчелам. Закрываем за собой калитку в заборе и оказываемся возле грядок с картошкой и капустой. И здесь пока я не отпускаю Флая с поводка - вдруг начнет носиться без разбору по моим плантациям... Позади заросли кипрея, вступаем в сосновую аллею, и Флай, как будто здесь со мной он уже не первый раз, не обращая внимания ни на буйно поднявшиеся по усадьбе травы, ни на деревья-сосны, тянет и тянет меня вперед к какой-то, известной только ему одному, цели.

Все... "Флай, стоять"!.. Усадьба закончилась - впереди "тропа охотничьих псов"... Снимаю с собачки ошейник и чуть-чуть подталкиваю ее ладонью: "Вперед"!.. И Флай срывается с места и стрелой уносится вперед теперь и по своей тропе...

По-моему ни сама тропа, ни все остальное, что окружало ее, Флая тогда нисколько не интересовало - он, как сорвавшийся с цепи пес, просто несся в никуда до тех пор, пока что-то его вдруг не остановит...

К сожалению, ничего такого, что могло бы охладить пыл моего "взбесившегося" Флая, ему пока не попадалось на пути, и он стал приходить понемногу в себя только после того, как, налетев на кочку, перекувырнулся через голову. Потом еще и еще раз сходу "выполнил" подобный кульбит и только после этого приподнял голову от нашей дорожки, чтобы оглянуться вокруг, но и тут, еще не до конца придя в себя, обнаружил на своем пути худенькую березку, кинулся к ней и принялся с ожесточение ее терзать.

Флай более-менее стал успокаиваться только в самом конце нашей тропки, перед оврагом. Но и здесь, не утруждая себя никакими особыми рассуждениями, запросто перемахнул через ручей, выскочил из оврага и оказался на дороге, ведущей к Пирогово. И только здесь, наконец, обнаружив, что перед ним оказалось вдруг довольно-таки обширное и, конечно, еще не знакомое ему пространство, остановился и повел из стороны в сторону носом. А там вспомнил и обо мне, бросился навстречу, принялся радостно носиться вокруг и то и дело подпрыгивать, норовя ухватить зубами рукав моей куртки.

По старой сельской дороге к Пирогову мы продолжили путешествие уже несколько умиротворенными, но там, где наша дорога подошла к гривке берез и вместе с ними стала спускать вниз к старым липам и одичавшим яблоням, оставшимся от бывшего когда здесь поселения, в Флая опять вселился настоящий бес: он подхватил с земли здоровущий сук и теперь носился вместе с ним вокруг меня так, что мне все время приходилось увертываться от его "поноски".

В само Пирогово мы в этот раз не идем, а сворачиваем направо к небольшому пруду, устроенного когда-то для скотины, которая паслась в этих местах. Пруд, точнее прудишко, совсем неглубокий. Я еще помню, когда здесь водились караси, а к середине лета мои собачки-таксы разыскивали тут и молодых уток, готовых вот-вот встать на крыло... Теперь же Пироговский пруд зарастает, затягивается травой, но еще не обмелел до конца - здесь еще есть пятачок открытой воды. Эту-то воду и отметил сразу Флай, сходу выскочив на берег пруда.

Если не знать, чем занималась эта собачка до сегодняшнего дня, где проводила время, что именно видела рядом с собой, то со стороны сейчас можно было сделать безошибочный вывод: Флай давно на ты с водой, с осокой, тростником... И действительно, мой пес, не раздумывая, скатился с берега пруда вниз и, упрямо добравшись по трясине до открытой воды, как поросенок в грязь, плюхнулся в эту воду...

Пес, одетый не по летнему времени в свою щегольскую шубку, конечно, утомился от летней жары и теперь блаженствовал, принимая водные процедуры... Мне же оставалось только делать вывод: Флай смело идет в воду и чувствует себя здесь, как в родной стихии - значит, может со временем работать и по утке.

Я не торопился извлекать свою собачку из пруда, а та, полежав немного, остудившись после дороги под июльским солнцем, принялась что-то выискивать среди тростника и осоки. Но никого не нашла, не выгнала из зарослей травы, но все равно с чувством хорошо выполненной работы явилась передо мной и, конечно, тут же отряхнулась, обдав меня водой вместе с болотной грязью.

К тому времени, когда мы отправились в наше первое настоящее путешествие, Флай из белого, пушистого щенка-кутенка только с двумя черными пятнами на головке по ушам стал постепенно превращаться в пока еще только черно-крапчатого пса: из-под белой щенячьей шерстки по спине, груди и животу у него стали проглядывать пятна-островки черной шерстки... Со временем эти черные пятна становились все шире и шире, что дало вскоре мне основание считать свою собачку не черно-крапчатым, а черным с белыми крапинами английским сеттером.

Правда, до окончания такой метаморфозы было еще далековато, но то, что все именно так и случится, я мог довольно-таки точно судить тогда на берегу Пироговского пруда, куда только что выбрался из воды мокрый-премокрый Флай - здесь он и предстал передо мной в заметно потемневшей одежде, и не от болотной грязи, как могло показаться вначале, а от новой, черной шерстки, пробивавшейся через щенячью белоснежную шубку.

Вот такие мокрые, почерневшие, мы и направились обратно к дому, чтобы доложить нашей хозяйке-кормилице, что вообще-то свою собачку она кормила не зря - кое-какие задатки будущего охотника у нее уже можно было отметить. И, прежде всего то, что Флай вовсе не смутился, попав на луг, в поле, в лес, ну, а что касается воды, то эта самая вода для нашей собачки вообще родная стихия.

Из своего первого путешествия мы принесли и еще одну радостную для нашей Галины Алексеевны весть: появились первые грибы... Правда, не белые, не подберезовики, а пока только лисички. И тех пока не очень много - они еще только-только показываются на свет, но уже есть, будут. И теперь можно каждый день совмещать походы с Флаем и охоту за грибами.

И уже на следующий день мы отправляемся за лисичками. Я разыскиваю грибы, призываю к грибному месту нашу Галину Алексеевну и иду дальше искать новое гнездо лисичек, пока моя супруга собирает уже найденные грибы. И тут оказалось, что лисички интересуют не только нас...Флай тут же догадался, что именно выбирает среди травы и прошлогодних листьев его хозяйка-кормилица, сам отыскал лисичку, вытянул ее зубами из земли и, не торопясь, с аппетитом съел. Дальше - больше, и премудрый пес, видимо, посчитав, что так будет вернее, не стал сам разыскивать грибы, а внимательно следил теперь за моей супругой, и как только она присаживалась на корточки возле обнаруженных лисичек, тут же оказывался рядом и перехватывал у нее очередной трофей...

Супруга гнала собаку, призывала на помощь меня, требовала укротить негодного пса-жулика, но ничего не помогало - лисички Флаю очень нравились. И он в своей охоте за грибами пошел еще дальше...

Видимо, уже во время первого нашего похода за грибами пес отметил для себя те места, где мы находили лисички, и следующий раз уже не дожидался нашу Галину Алексеевну, чтобы перехватить у нее добычу, а пока она брела с пустой корзинкой к своим грибным местам, первым направлялся туда и наводил там свой порядок. Правда, наш пес в этом случае что-то оставлял и нам: Флай обращал внимание только на грибы побольше, покрупней, а всякую разную мелочь оставлял нетронутой.

Следом за лисичками Флай распробовал и белые грибы... Но тут уж виноват был я сам: на глазах у собаки я сорвал белый гриб и, желая узнать, здоров он или нет, отрезал у гриба самый корешок, который упал на землю и был тут же подхвачен собачкой.

Флай распробовал добытый кусочек белого гриба и уселся передо мной, прося еще угощения... Пришлось отрезать ему еще кружочек от ножки... И все: теперь этот пес-грибник сам отыскивал белые грибы. Правда, тут он не поедал все находку, а только деликатно откусывал немного от шляпки и отправлялся дальше - видимо, белые грибы наш Флай ценил меньше своих любимых лисичек, которые тут же поедал все без остатка.

Наблюдая, с какой страстью Филька охотится за теми же лисичками, я очень побаивался, как бы этот дурной пес не стал собирать еще и разные поганые грибы... Но нет - все остальные грибы, кроме лисичек и белых, он просто не замечал.

Как-то, разыскивая те же лисички по краю ольховых зарослей, услышал я впереди себя знакомые голоса вспорхнувших рябчиков: "фрррр - фрррр...", - и тут же увидел Флая, бросившегося на это самое "фрррр - фрррр".

К сожалению, Флай не видел самих птиц, только что вспорхнувших с земли и тут же разлетевшихся в разные стороны, и теперь, подскочив к тому месту, где только что бродили рябчики, жадно вынюхивал и вынюхивал все вокруг. Потом кинулся туда, где скрылись птицы, вернулся обратно и снова принялся буквальным образом "пожирать" запахи, оставшиеся от рябчиков на земле...

Это была наша первая встреча с запахом дичи... Если пес запомнит этот запах, то по нему следующий раз, может быть, заранее отметил присутствие птиц...

Но пока нашему Фильке пошел только четвертый месяц от роду, и пользоваться чутьем, как положено взрослой легавой собаке, он, видимо, еще не умел. Но все равно после каждой встречи с птицей он должен был копить в себе информацию о будущих объектах охоты - ради этого мы и отправлялись каждый день то в Пирогово, то в Муравейку (местная география).

То, что Флай еще не умел по-взрослому пользоваться чутьем, убеждался я, чуть ли не каждый день...

Пруд в Пирогово... Флай обходит его по берегу, спускается к воде, суется в тростник, что-то вынюхивает здесь у самого берега - скорей всего ищет водяную полевку. А в это время я, подойдя к пруду с другой стороны, спихиваю с грязи бекаса... Бекас уходит от меня заметно, не очень спешно. Флай замечает птицу только тогда, когда я окликаю его, но тут же кидается к тому месту, откуда бекас взлетел и долго обнюхивает его сидку... А ведь мог бы прихватить запах птицы: ветер был в его сторону, да и бекас снялся совсем недалеко от того места, где Филька только что искал своих водяных крыс.

Поход за грибами в дальнее от нас урочище Астафьево... Флай бежит впереди - пока ни о каком поиске челноком не может быть и речи, пес просто носится взад и вперед. Я иду следом, чуть левее Флая, и от меня в ту же левую сторону уходить петух-тетерев. Уходит шумно, но собака, занятая впереди меня чем-то своим, не реагирует даже на шумный подъем петуха. Да и бегал он здесь только что совсем недалеко от тетерева...

На обратно пути, возле деревни, из травы свечкой взлетает впереди меня коростель. На дворе уже август, восьмое число месяца - сейчас, к осени, коростель уже не так строг. Собачка могла бы по нему как-то и поработать. Да и запах коростеля посильней, чем у бекаса. Но Флай благополучно минует птицу...

Ну, что же - придется ждать, а пока водить и водить собачку в поле, на луг, в лес.

18 августа. Флаю четыре с половиной месяца от роду. Песик высоко поднялся на ногах. Хорошо, без устали ходит в поле, на лугу, в лесу, все время что-то ищет на земле или что-то выслушивает, и теперь уже почти не носится, сломя голову, не безумствует без причины.

Несколько дней до этого искали бекасов по верховым болотам. В прошлом году в это время бекасов я здесь встречал. Но теперь никого не нашли. Не встретили и вальдшнепов, хотя бродили с Флаем по тем же самым местам, где когда-то поднимали этих лесных куликов мои пронырливые собачки-таксы. Решаем идти на речку. Хотя наша речка сама по себе и не очень велика, но возле нее заливные луга, где обычно все лето бродил колхозное стадо. Может быть, там найдем бекаса или дупеля...

Оставляем позади нашу тропу охотничьих псов, поднимаемся из оврага на дорогу, ведущую в Пирогово. Сейчас эта дорога, идущая пока вдоль леса, сразу повернет вправо, к гриве берез... Собачка не спеша, бежит впереди меня и как раз тут, где наша дорога уже совсем собралась уйти вправо, вдруг останавливается, поднимает голову и ... начинает по-настоящему, как положено, осторожно тянуть в сторону бурьяна, поднявшегося метрах в пятнадцати от дороги...

Я замер на месте... Шаг, еще шаг, не торопясь, делает Флай, видимо, удивленный, настороженный каким-то волнующим запахом, вдруг пришедшим к нему...Неужели вот-вот в свои четыре с половиной месяца моя собачка сделает первую в своей жизни стойку...Но тут впереди Флая, метрах в двадцати от него, с шумом выскакивает черный тетерев-петух и низко над землей уходит прочь...

Флай тут же вскидывается, бросается за птицей. Я во весь голос кричу: "Флай! Стоять!" И собака, то ли подчиняясь моей команде, то ли по своей собственной программе останавливается и, прихватив запах сидки, крутился и крутился на месте, где только что был тетерев.

Увы, первая стойка у нас пока не состоялась...Но все равно отметим: собачке всего четыре с половиной месяца от роду, и если бы перед ней был не старик-тетерев, а птица помоложе, да не во второй половине августа, а лучше бы чуть пораньше, то, честное слово, Флай сегодня отметился бы своей первой стойкой по настоящей птице.

С трудом отзываю Флая от того места, где он только что работал по своему самому первому тетереву. И пусть сработал не до конца, но тут уж не его вина: тетерев, да еще взрослый петух совсем не для только что вставшего на свою первую охотничью тропу щенка.

Идем дальше на речку...

От Пирогова до речки еще километра полтора. Держимся чуть приметной тракторной колеи. Перед речкой чуть ли не двухметровая сплошная стена буйной травы. Форсируем водную преграду: я поднимаю голенища болотных сапог, а Флай с ходу прыгает через струю-поток, но не дотягивает до противоположного берега и уже вплавь заканчивает переправу.

На другой стороне реки такие же заматеревшие травы, не тронутые в этом году ничьей косой. Не видно и следов стада. Все озерка-болотца, где обычно на грязи и встречались мне прежде бекасы, тоже заросли травой - птицы нигде нет...

Возвращаемся обратно, ищем дорогу к дому напрямую, через лес, но попадаем в так называемые лесхозные посадки, где над высаженными елочками-крошками крепостными стенами поднимается самое непотребное кустье-чернолесье.

Пасмурно, солнца нет, и мы угадываем дорогу к дому только по наитию... Где-то, видимо, и плутаем, пробираемся через завалы, оставленные повсюду лесорубами. Но Флай молодец - даже здесь суетился впереди меня по кустам и чащобнику. Я еле успеваю за ним. Так и выходим к знакомому полю.

Полдня путешествия, а собачке хоть бы что: поела, попила, поспала с часок и снова к поводку и ошейнику и с ними в зубах к двери: пожалуйста, пришла пора вечерней прогулки.

Почти каждый вечер мы видим двух-трех тетеревов, летящих над нашим полем со стороны оврага - тетерева, видимо, летят на вечернюю кормежку. Я узнаю о приближении птиц только по поведению Флая: услышав тетеревов еще до их появления над лесом, он усаживается на тропе, ждет появление птиц, а затем внимательно следит за ними. А когда тетерева минуют нас, обычно делает попытку кинуться вслед за ними. Я его за это поругиваю, и он, по-моему, что-то здесь понимает...

В поле Флай по-прежнему надеется только на свое зрение и слух...

26 августа. Возле гривки берез, что спускается к самому Пирогову, Флай издали заметил (опять только зрение и слух) двух тетеревов, сидящих на ольшинах. Неспешно потянул к ним и встал метрах в десяти от птиц. Те посидели немного, но не выдержали и сорвались с места. Собачка тут же оказалась под ольшиными и принялась все обнюхивать.

5 сентября. Флай прошел рядом с тетеревом, сидевшим в траве. Тетерев ушел уже от меня. Собака опомнилась только после того, как птица с шумом поднялась, долго обнюхивала сидку.

6 сентября. С Филькой в Пирогово наша Галина Алексеевна. И снова она, а не собачка подняла тетеревов.

7 сентября. Филька поднял двух тетеревов, налетев на них с ходу (срезал). Птицы ткнулись в ольшины. Филька встал возле них, но тетерева вскоре улетели, оставив собаке только свой запах.

17 сентября. Я поднял тетерева возле Пироговского пруда. Ветер был от нас в сторону птицы, видимо, поэтому Флай и не уловил запах. Но как только птица вырвалась из бурьяна, тут же был там и, как всегда в таких случаях, "наедался" запахами.

К началу сентября я уже и не надеялся встретить бекаса. Не искали мы уже и тетеревов. Оставалась надежда только на вальдшнепа...

По весне в наших местах случалась иногда очень неплохая тяга. Бывали по осени и приличные высыпки. На такие высыпки наведывались в наши края даже иностранцы, удивляя местное население своими легавыми собаками, украшенными колокольчиками-бубенцами. Но в тот год, когда мы с малолетним Флаем еще только-только готовились к настоящим охотам, в окрестностях нашей деревни высыпки вальдшнепов я так и не встретил. Лишь в самом конце сентября, возле той же самой березовой гривки, что спускалась по полю вниз к Пирогово, на краю ольховой куртинки, метрах в семи-восьми от меня неторопливо встал на крыло красавец-вальдшнеп. Он поднялся легко, спокойно и так же невозмутимо поплыл-полетел над самой землей через поле в лес.

Флай в это время был почти рядом со мной: отыскал тут какую-то дрянь и пытался попробовать ее на зуб... А жаль...

Вот так и заканчивали мы наши первые путешествия по "тропе охотничьих псов". Впереди была тюрьма-квартира в столице и тягостное ожидание весны, а там и встречи с нашим деревенским домом, с нашим полем за усадьбой, и с нашим милым Пирогово...

В ожидании новой весны.

Тот, кто отдал свою душу лайкам или таксам, конечно, согласится со мной, что все-таки грустно заканчивать свою охоту в октябре, когда вот-вот ляжет к утру первая пороша, и откроется для тебя тайная до сих пор Белая книга природы. Вот тут-то и подаст свой звонкий голос-призыв твоя остроухая собачка, отыскавшая в еловой вершине уже вышедшую, готовую к зиме белку...

А лиса-огневка, мелькнувшая среди первых снегов живым язычком пламени! А заяц-беляк, взметнувшийся вдруг из-под еловой лапы, прижатой к земле ночным снегопадом!

Вот так и встречал я почти каждый год свою главную охоту, терпеливо ждал через летние дожди и сушь, через осеннюю грязь-слякоть, ждал первый морозец и вместе с ним крепкую от этого морозца лесную тропку...

Но все изменилось в моей жизни с появлением Флая, и теперь уже в начале октября я, легашатник, увы, прощаюсь со своими охотничьими тропами-дорожками. Да и что делать сейчас нам с собакой на лугу, в поле, в лесу, когда вся наша красная дичь уже далеко на зимовке, а оставшиеся верными своей земле тетерева никак не подпускают к себе ни собаку, ни человека, и нам остается только издали любоваться этими птицами, которые как елочные игрушки, собрались на заиндевевших ветвях березы... Увы, наша охота теперь отдыхает до весны, до апреля месяца, до весеннего половодья и первой песни барашка-бекаса над лесным болотцем.

В Москву... В Москву до самой весны.

В Москве подводим итоги...Флаю к Новому году исполнится как раз девять месяцев от роду - это уже почти взрослый пес, сильный, выносливый, неутомимый, высокий на ногах, богато одетый в свою черно-белую душегрейку. И совсем не злой, ласковый, добрый - мне еще не приходилось иметь дело с такими собаками, как мой Флай, который без всякого сопротивления отдает тебе в руки ту же косточку. Приходилось мне иногда и наказывать Филимона, но не очень строго - арапник у нас был в арсенале воспитательных средств, как правило, лишь для порядка. Собачка прекрасно понимала, когда я только на словах выражал ей свое неудовольствие. Конечно, я побаивался, что после наказания Флай может обидеться, напугаться, перестанет относиться ко мне с прежним откровением-доверием. Но и тут никаких изменений в поведении своей собаки я ни разу не отметил. Поругаешь Филимона, накажешь, а он снова, хотя и понимая, что провинился, почти тут же, как ни в чем ни бывало, смотрит тебе в глаза - и не вижу я в этом взгляде ничего, кроме желания добро объясниться со мной.

Да, мародерствовал иногда наш щенок по молодости, когда оставался дома один, но никогда ничего не таскал со стола, хотя сейчас стал такой большой, что может спокойно положить свой голову на наш обеденный стол. Словом, стал наш Филька со временем вполне обиходным, добродушным и очень понятливым существом.

Но все наши прекрасные отношения имели место пока только дома, в квартире, а стоило Флаю вырваться на волю, да еще увидеть каких-либо собачек, то тут уж извиняйте, вошедший в раж пес не оставлял мне никаких рычагов для управления им... Ни "стоять", ни "ко мне", ни "нельзя" - всего этого Флай будто и не слышал, бросившись навстречу к своему собрату.

Не удалось мне пока и приучить собачку спокойно ходить на поводке... Там, в деревне, в поле, Флай сам выбрал для себя удобную позицию, когда я брал его на поводок и подавал команду "рядом": он тут же оказывался сзади меня и вот так, постоянно тыча носом мне под колено, мог спокойно идти сколь угодно долго, если, конечно, вдруг рядом с нашей дорогой не выскакивала из травы какая-нибудь птица.

Но это там, деревне, в поле, а в городе, только что, выйдя из подъезда дома, Флай тут же, что было сил, натягивал поводок и тянул-тянул меня за собой.

Прибыв в столицу, я почти тут же побеспокоил по телефону своего доброго старого друга, известного в прошлом заводчика английских сеттеров, Анатолий Васильевича Пищалева... Он еще не знал, что я все-таки "сподобился" и завел себе лаверака - от такого шага добрый человек меня не раз отговаривал: мол, собачки сейчас уже не те, ибо в племенной работе нынче много огрехов, да и возможностей работать с островными легавыми стало у нас совсем мало - дичь-то перевелась... Я признался Анатолию Васильевичу, что ослушался его и что все лето готовил к большой жизни будущего английского сеттера. На что мой друг-наставник прежде всего поинтересовался, как зовут, величают мою собачку, и, услышав, что по-домашнему мы обращаемся к Флаю как к Фильке или как к Филимону, немного смягчился: мол, Филимон - Филька - это хорошо. Ну, а потом задал еще один вопрос:

- Ну, как - тянет вас на прогулке?

- Тянет, Анатолий Васильевич, тянет. И не знаю, что делать...

- Сочувствую, - был ответ.

Вот так на прогулках тянул и тянул меня за собой всякий раз мой Флай вся пять месяцев, пока мы принимали вынужденные муки городской жизни.

Правда, и не всегда очень грустно было у нас по зиме...Во-первых, Флай, выросший в тесном деревенском доме, где у него было только одно место в углу у печки-лежанки, в московской квартире почувствовал себя как желанный гость при широком празднике: по квартире можно было ходить целыми днями из комнаты в комнату и укладываться отдыхать в любом приглянувшемся тебе месте. Правда, для Флая мы сразу определили место на кухне, рядом с его столовым прибором, и постелили там ему постель. Но, видимо, сообразив, что удобных для отдыха мест в новом доме куда больше, чем выделенный ему уголок на кухне, Филька, сколько-то полежав у кухонного стола, обычно подхватывал зубами свою постель и вместе с ней отправлялся путешествовать по всей квартире, пока не находил наконец подходящего ему на этот раз места для отдыха...

Вот так и дожидались мы в городе нашей новой весны...

К весне, к апрелю, Флай уже стал годовалым псом - вот в таком качестве и прибыли мы к себе в деревню вслед за скворцами и трясогузками...

Тетеревиный ток, строгие бекасы, чибисы и чемпион Том.

Если скворцы издавна считались вестниками самой весны, то появление первых трясогузок - это сигнал к началу ледохода, половодья на наших речках и реках. Ну, а разойдется широко по заливным лугам половая вода, и почти тут же над подтопленными болотинками раздастся голос токующего бекаса-барашка...

К началу половодья на нашей речке мы в этот раз опоздали. Да и не случилось вообще в эту весну никакого разлива: зима была худой, мокрой чуть ли не до февраля, и снег с дождями, что выпадал в это время, не копился для весны, а тут же уходил, впитывался в незамерзшую землю. Да и по февралю-марту опомнившаяся было зима не накопила сугробов-влаги для грядущей весны. Вот и получилось так, что наша речка по весне даже не попыталась выйти из берегов, нисколько не разошлась по своим обычно заливным лугам. Не было в этот раз настоящей весенней воды даже у ручья в овраге, что обычно в первых числах апреля еще гудит-рычит здесь бурным потоком - теперь его почти совсем не было слышно, как по летнему времени.

Вокруг по полям почти летняя сушь, и никаких весенних голосов, кроме воркования тетерева-петуха...Тетерев токует справа, в углу верхнего Пироговского поля. Но, видимо, заметив нас, сразу замолчал... Флай широко ходит по полю.

В прошлом году я никак не мог добиться от него поиска-челнока, в конце концов, плюнул на все: будь, что будет - если есть у тебя такой поиск в крови, то придет он, никуда не денется. А теперь, после зимних московских каникул, откуда что взялось: рыщет по полю взад и вперед, тут же меняет направление по моему свистку или отмашке рукой.

Видимо, здесь в поле только что были тетерева - и Флай самозабвенно разбирает свежие наброды.

Отзываю собаку, спускаемся по дороге в Пирогово, и сразу за бывшей деревней на березе тетерев-черныш. Он тоже видит нас и, качнувшись вниз к земле, быстро летит к лесу. Следом за ним из кустов выскакивают четыре тетерки и тоже улетают прочь... Флай не видит птиц, но скоро находит их следы и снова, как только что перед этим, ходит и ходит взад и вперед по полю...

Тетеревиные тока у нас очень занятные: петухи никак не желают собираться вместе на свой весенний праздник - каждый токовик выбирает для себя свое место и здесь воркует и чуфыкает, развлекая своих собственных подруг-тетерок, что обязательно окружают каждого петуха-красавца.

Петух, возле него две - четыре тетерки - и так в каждом углу того же большого Пироговского поля... Так тетеревиные тока и начинаются у нас каждый год, так и заканчиваются только сольными выступлениями.

Я отмечаю всех токующих петухов и не без основания надеюсь по лету в каждом углу поля, там, где сейчас выступает звезда местной эстрады, встретить тетеревиный выводок.

А пока нам лучше всего не тревожить птиц, дождавшихся своего весеннего праздника. И посему мы отправляемся сейчас в свои походы не с утра пораньше, а днем, когда тетерева, наигравшись, сами уберутся со своих подмостков в лес.

Тетерева нам пока не нужны - мы с Флаем ждем бекасов...

Весна очень рвано, неверно в этот раз, но все-таки идет своим чередом.

4 апреля. С утра дождит. Над деревней прошли журавли-красавцы. Прошли низко, спокойно. И в этот день, как обычно после первого весеннего дождя, повсюду начали петь зяблики.

6 апреля. Снег, снег и снег. Снег вокруг, как по зиме. Самая настоящая богатая пороша.

7 апреля. С утра солнце. В лесу вовсю верещат явившиеся домой дрозды. За оврагом самозабвенно токует тетерев: воркует, чуфыкает, снова заливается-воркует.

9 апреля. С утра хороший морозец. Солнце. Зима. Очень красиво.

11 апреля. Навещаем днем Пирогово. У гривки берез был тетерев. Издали заметил нас, улетел. Флай кинулся было за ним, но вернулся и, как всегда, долго разбирал оставленные тетеревом следы.

12 апреля. Наконец первый бекас-барашек. Внизу, под деревней, у нашего большого пруда. Пруд называется Барским в память о некой барыне, владевшей когда-то здесь и этим рукотворным водоемом. Как рассказывают, во времена барыни пруд был побольше и поглубже. В пруду водились тогда и карпы, и караси. Затем пруд наполовину спустили, а там большая часть прежнего водного пространства со временем заросла, заболотилась. Вот здесь-то, над этим углом-болотиной и токовал теперь бекас.

Флай тут же услышал голос "барашка" и очень внимательно выслушивал его.

Вечером мы снова навестили Барский пруд и вместе с Флаем челноком прочесали все болото, над которым слышали днем бекаса. Но никого не нашли...

На следующий день (13 апреля) отправились еще к одному нашему приметному болотцу, которое называл я для себя Журавлиным... Как-то там, в конце лета встретил я трех журавлей. Заметил птиц издали, спрятался за кусты, какое-то время следил за ними, но журавли все-таки заподозрили неладное, поднялись с болота и ушли от меня через поле к лесу, оставив мне очень теплую память о такой вот чудесной встрече... Так и появилось у меня мое Журавлиное болото, хотя для обитания этих больших, сторожких птиц это Журавлиное болото-болотце вовсе не подходило: оно было совсем невелико, да и вдобавок открыто и с дороги и со стороны поля.

Но малый размер этого заболоченного пространства не смущал бекасов, и каждую весну слышал я здесь этих птиц.

Вот и в этот раз у Журавлиного болота встретил нас токующий бекас.

Я подозвал к себе Флая, и мы вместе присели у куста, ожидая, что будет дальше... И кулик-барашек вскоре прервал свой головокружительный полет и спикировал вниз к болотцу.

Я заметил, куда именно ткнулась эта птичка и, присмотревшись к сухой кочке, увидел нашего "барашка"...

Бекас стоял открыто, видно на своих высоких ножках. Метрах в сорока от нас... Я немного подождал и поднялся из-за кустов. И бекас тут же сорвался со своей кочки, взмыл в небо и снова раз за разом принялся выводить у нас над головами свои замечательные рулады...

Вместе с Флаем мы проверили все болото от края и до края, но никаких других бекасов здесь не нашли...

Была ли здесь самочка, подружка бекаса, или кулик-самец токовал сам по себе, привлекая, призывая сюда будущую даму своего сердца?..

Именно так поступают, например, наши скворцы. Вернется домой первым скворец-самец и устроит почти сразу возле выбранного для жизни скворечника свой весенний концерт, задача которого: привлечь внимание самочек, которые вот-вот явятся сюда вслед за самцами и сами выберут для себя и кавалера и приглянувшуюся им жилплощадь.

Так ли все у наших бекасов? Не знаю, только ни разу не встретил я в эту весну на том болотце, над которым начал токовать бекас-самец, второго такого же долгоносого кулика.

15 апреля. С утра пораньше наведались к Барскому пруду. Флай по моему предложению принялся здесь прочесывать болотце. И тут же метрах в пятидесяти от него выскочил бекас - выскочил и стрелой умчался прочь.

День за днем навещаем мы все известные нам болотца, слышим над ними бекасов, но на самих болотцах птиц не находим. Заглядываем и к Журавлиному болоту, и опять бекас, издали завидев нас, уносится прочь.

Мне конечно, давно известно, что все весенние бекасы очень строги, что не только не держат они стойку, но даже близко не подпускают к себе ни собаку, ни человека. Весенний бекас никак не для натаски... Найти бы дупеля. Но дупеля в наших местах вроде бы нет совсем... Были, были раньше, - рассказывают мне знакомые охотники, - но исчезли с тех пор, как на луга пришла сельскохозяйственная химия...И теперь мы будем ждать только выводки бекасов, чтобы поставить собаку по этим молодым птицам...

Но будут ли у нас выводки? Прибыли ли в наши места вместе с бекасами-самцами особи женского пола?.. Токующих птиц мы встречаем все время, а вот самочек вроде бы так и не нашли.

Оставляем пока в покое и бекасов - мы проверим запримеченные болотца попозже, в середине мая в надежде встретить там выводки. А пока, стараясь не беспокоить ни бекасов, ни тетеревов, просто навещаем свое Пирогово и слушаем голоса птиц, вернувшихся на родину, радуемся встречи с ними и, конечно, ждем самое первое "ку-ку, ку-ку", чтобы еще раз проверить потом старинную примету: прилетит кукушка на голый лес - быть в этом году голоду, неурожаю...

В эту весну наша вещая птица первый раз подала свой голос 28 апреля: лес уже и не гол, как по зиме, но еще и не одет, как положено, весенней листвой - что-то ждет нас впереди...

А вчера, 29 апреля Флай сделал свою первую стойку...

Он прихватил чей-то запах прямо с дороги, остановился, весь вытянулся вперед и медленно пошел, потянул к небольшой елочке, стоявшей метрах в десяти от нас...

Елочка все ближе и ближе, все ниже и ниже опускается Флай к земле, и вот он уже не идет, а крадется на полусогнутых лапах, как крадутся обычно кошки-хищники к своей жертве, чтобы потом взметнуться развернувшейся пружиной и схватить добычу...

Но к обнаруженной "добыче" Флай прыгать вроде бы не собирается, а почти ложится на землю и так замирает на месте.

Я осторожно подхожу к нему, собираюсь взять его на поводок. Собака вся напряжена, чуть вздрагивает... Моя рука уже на ошейнике... И тут вижу, что моя собачка стоит не по птице, не по ежу, а по трем перышкам, лежащим на земле под еловой лапкой...

Видимо, какой-то удачливый охотник незадолго до нас настиг здесь маленькую птичку и оставил нам следы своей успешной охоты - три оброненных перышка...

Апрель заканчивался для нас без особых побед, и я втайне завидовал нашему московскому знакомому, пойнтеру, ровеснику Флая, которого отдали на обучение натасчику-профессионалу...Восемьсот долларов, три недели работы с собакой и диплом третьей степени - подобная "технологическая схема" сама по себе меня никак не устраивала, но то, что там обязательно будет какая-нибудь потребная птица, и собачка сможет поработать либо по дупелю, либо, на худой случай, по подсадному перепелу, и вызывало у меня завистливые чувства...

Где ты, наш дупель? А может быть, ты все-таки ждешь нас там, возле речки, на кочкарном лугу, куда все еще нет-нет, да и пригоняют и пусть поредевшее стадо коров?..

На речку мы отправляемся с утра пораньше и, конечно, сразу за Пироговым чуть приметный встречный ветерок докладывает Флаю, что в стороне от нашей дороги тетерев...

Честно говоря, мне очень нравится, как мой пес, на манер таких заправских охотников по перу, как наши лисы, ведет свои охоты за теми же тетеревами... Нет, явившись на поле, где могут быть эти птицы, Флай не включает сразу свой автомат поиска челноком, а сначала принюхивается, прислушивается, и только тогда, когда все подсказывает ему, что птица здесь должна быть, и направляется в сторону объекта охоты. Причем чаще всего идет вперед прямо, без каких либо сомнений. И только в том случае, если теряет вызвавший его к себе запах, если сомневается, включает свой челнок-поиск, но и тут очень коротко, только для того, чтобы точно выйти на те же свежие следы-наброды. И, как правило, при таком маневре мы не пропускаем ни одной интересующей нас птицы.

Другое дело, когда надо прочесать болотце в поисках того бекаса... Запах от кулика совсем не тот, как от лесных кур - и порой, как ни принюхивайся к струйкам-дыханию болотца, чаще всего заранее и не узнаешь, таится ли где за кочкой наш хитрец-бекас. Тут и приходится собачке тянуть и тянуть по ширине всего болотца плечо за плечом свой неспешный челнок.

Вот и теперь сразу за Пироговым, издали прихватив запах птицы, Флай, как заправский спаниель, чуть приостановился над свежим следом убегавшей от него тетерки, а затем быстро пошел за ней, заставляя птицу подняться на крыло...

И тетерка с шумом выскочила из прошлогоднего бурьяна и понеслась над самой землей к лесу. А следом за ней, не обращая внимания ни на мой окрик, ни на сигналы свистка, понесся, как угорелый, мой Филимон...

Если бы сейчас был сезон охоты, если бы Флай не кинулся следом за птицей, эту охоту я мог бы успешно завершить: мой четвероногий помощник подал тетерку, как заправский спаниель.

До самого леса улетающую птицу Флай не проводил, отдав погоне за потенциальной добычей метров двадцать пять, он тут же вернулся к тому месту, откуда выскочила тетерка, и снова и снова суетливо разбирал оставленные ему следы.

Такая манера собаки гнаться за поднятой птицей меня, конечно, очень расстраивала... В прошлом году Флай не каждый раз срывался за теми же тетеревами, да и гнался за ними совсем коротко. Но в этом году, возмужав и, видимо, почувствовав прилив сил, определенно посчитал, что, наконец, способен настигнуть улетающую от него птицу...

Чем закончится все это? Не станет ли Флай срывать стойки? Не превратится ли тем самым в так называемого "гонца", вернуть которого на путь истины будет не так-то просто?.. Что же делать?.. Не ходить туда, где сейчас могут быть те же тетерева? Но в это время, когда у птиц самый брачный период, тетерева у нас почти повсюду... Держать собаку все время на корде?.. Но это уже совсем глупо...

И все-таки остаюсь верным прежнему решению: будь, что будет... Пес очень понятливый - должен, в конце концов, убедиться, что подобная гоньба бесполезна. Ну, а встанут на крыло те же тетеревята, конечно, постараюсь удержать собаку от гоньбы: удержу на стойке тем же кордом, не дам броситься за взлетевшей птицей и после выстрела. А там уже Флай и сам может понять, что без выстрела не достать ему того же тетерева.

Успокаивало меня и то, что совсем скоро тетерки уйдут с полей в лес, займутся кладками, птенцами, и мы не скоро встретимся снова с этими птицами...

Правда, возле нас останутся и дальше птички поменьше - и сейчас вокруг нас и дрозды, и скворцы, а там жди, когда чуть ли не на каждой былинке, поднявшейся над лугу, начнут верещать луговые чеканы - вот где моего Филимона ждет самое главное искушение.

Но здесь я все-таки продолжал верить англичанину Лавераку, давшему свое имя многим английским сеттерам, который очень просто готовил своих собак к охоте... Его молодым собачкам позволялось бегать, носиться за бабочками, за птичками - так будущие охотники и знакомились с окружающим их миром природы... Но вот собачкам встречалась настоящая дичь. Первая стойка. После этого заводчик Лаверак и начинал со своими недавними щенками настоящую охоту. И его собачки вроде бы напрочь забывали тут все свои детские забавы и уже не обращали внимания на маленьких птичек.

Будет ли у нас с Флаем все именно так?..

Свои философские умозаключения мне приходится заканчивать - перед нами, наконец, речка.

Флай, конечно, первым оказался на берегу. Я подхожу следом, присматриваюсь, где лучше форсировать водную преграду, но пока не нахожу подходящего места... И как раз в это время с той стороны речки, со стороны луга, с пронзительным криком-визгом кинулся на нас чибис...

Атака отважной птицы, прежде всего, была адресована Флаю. Тот, конечно, не отступил и тут же кинулся вслед за чибисом, уже успевшим взмыть вверх... Птица, атаковавшая нас, вроде бы начала отступление, и мой пес тут же поддался искушению догнать и поймать нахала - он, не раздумывая, кинулся следом, оказался в воде, выбрался на противоположный берег и, видя перед собой только чибиса, выделывавшего в воздухе свои головокружительные пируэты, понесся за ним...

Пытаюсь остановить Флая криком, свистком, но он уже далеко, и конечно, не слышит мои команды.

На помощь первой птице-провокатору пребывают еще и еще такие же неудержимые в желании отвести врага-собаку подальше от своих гнезд крикливые птицы. И Флай уходит и уходит за ними все дальше и дальше от того озерка-болотца, где у чибисов устроены гнезда, уходит все дальше и дальше от меня. И я уже еле-еле различаю свою собаку в самом конце луга возле грядки кустов...

Остается только ждать и снова и снова возвращаться к тревожным вопросам: что делать? как прекратить эту гоньбу?

Флай, конечно, скоро возвращается ко мне, выслушивает все мои нравоучения и, как ни в чем ни бывало, шустро семенит впереди меня вдоль речки...

Как я и представлял себе, в эту весну полая вода не вышла на прибрежные луга. Вокруг все было очень сухо. Совсем без воды остались и те небольшие озерка-болотца, где обычно и собирались на грязи самые разные кулики.

Возвращаемся домой ни с чем: ни желанных дупелей, ни даже бекасов мы возле речки так и не отыскали.

На следующий день звоню своему мудрому наставнику Анатолию Васильевичу Пищалеву, рассказываю о чибисах, которые так легко увели за собой мою собачку, делюсь сомнениями: не станет ли мой пес тем самым "гонцом", который всю жизнь будет только гоняться и гоняться за птицей.

Милый Анатолий Васильевич выслушивает меня молча, а затем рассказывает, как однажды прибыл он на болото под Раменское:

- Присел, чтобы натянуть болотные сапоги, и вдруг налетела пигалица (чибис). Я не успел опомниться, а собака моя уже несется следом за ней. Я гляжу вслед и стараюсь только запомнить направление, куда птица увела мою собаку и где мне ее теперь искать... И знаете, за пигалицей понесся мой чемпион Том!

Я, конечно, тут же соображаю, что эта самая пигалица способна вывести из себя даже такую выдающуюся собаку, как знаменитый полевой чемпион...

- Не расстраивайтесь. Встретит ваша собачка настоящую дичь, и все встанет на свои места: забудет он всех своих маленьких птичек.

- Анатолий Васильевич! Я вот еще чего очень опасаюсь...Ведь совсем скоро явится к нам коростель. А он не держит стойки. Что же делать нам с коростелем?

- А что коростель? Коростель - он и есть коростель, - вот так мудро и успокоил меня милый Анатолий Васильевич.

Уже совсем потом, под самую осень, встретив вместе с Флаем не одну такую занятную птицу, я понял все-таки смысл, который Анатолий Васильевич вложил в эту фразу: коростель - он и есть коростель... Мол, не надо бояться встречи с ним, разная эта птица в разное время и собачке она принесет пользу...

Но обо всем этом чуть попозже, а пока мне стало немного полегче жить на этом свете после рассказа о том, как выдающийся английский сеттер Том, принадлежавший когда-то А.В Пищалеву, гонялся за пустяшной пигалицей уже в ранге чемпиона породы...

Флей - суперспаниель.

Уже на следующий день после моего разговора по телефону с Анатолием Васильевичем Пищалевым, Флай, будто поняв мои переживания, попробовал доказать, что по природе своей он вовсе не какой-то там неудержимый гонец и что бросается он вслед за теми же птицами только тогда, когда те либо улетают, либо убегают, ну, если обнаруженное им пернатое существо никуда не собирается ни убегать, ни улетать, то тут он, Флай, не кинется к ней без команды хозяина, а будет стоять или лежать до его прихода... Не верите - пожалуйста, убедитесь...

2 мая. Возвращаемся с прогулки из Пирогово. Флай убежал по дороге вперед и вдруг исчез. Высматриваю его по сторонам и вдруг вижу лежащим под большой, развесистой березой. Собака лежит себе и лежит, словно отдыхает, и посматривает то на меня, то на березу... Подхожу ближе, ничего особенного не замечаю, хочу подозвать к себе Флая, но он по-прежнему лежит под деревом и теперь больше посматривает на вершину березы, чем на меня... Подхожу совсем близко к собаке, и с березы тут же снимается большая хищная птица. Не успеваю разобрать, кто передо мной: канюк или лунь - птица быстро скрывается. Все! Обнаруженный объект охоты удаляется, улетает, и Флай спокойно поднимается с земли и идет дальше по дороге.

Такие стойки - "отдых под деревом" - Флай и дальше будет мастерить и мастерить - и чаще всего по пустяшным "маленьким" птичкам. Но все равно - умеет же стоять, ждать моего подхода.

Как обычно, в первых числах мая к нам возвращаются холода, и уже пятого числа этого месяца над нашей деревней сплошной стеной завис снег. А на следующий день, 6 мая, явился мороз. В поле пусто, нет даже наших "маленьких" птичек. Но зато к нам во двор заявляются целым отрядом местные коты и кошки.

Еще в прошлом году эти мяукающие твари, обнаружив возле нашего дома собаку, нет-нет, да и проводили "выяснения личности", показывались Флаю, демонстрировали свою независимость и презрение к новому соседу-щенку. И в прошлом году наш щенок почти не обращал на кошек внимания - его больше интересовал тогда петух-сосед. Но в этом году что-то изменилось, и моя собака стала строже поглядывать на наглых соседей. А когда те устроились на крыше нашего сарая-дровяника и начали, было, свои вокальные упражнения, Флай не выдержал и громким, злым лаем оборвал кошачьи рулады.

Кошкам пришлось ретироваться, но с тех пор моя собака уже не пропускала ни одну из этих тварей. И, наблюдая, как Флай яростно работал по коту, загнанному на дерево, я не раз задумывался: а не примется ли этот благородный охотник за красной дичью ходить в лесу еще и за куницей - ведь куница почти та же кошка...

Мороз нагрянувший было к нам, к счастью, продержался совсем недолго, и уже 10 мая увидел я мелькнувшую в парной испарине теплого весеннего дня первую нашу ласточку-касаточку, а там и услышал в саду первый голосок вернувшейся домой славки.

11 мая. Мы в Пирогово. Тепло, хорошо - просто благодать! Вот и наш знакомый пруд. И тут Флай, шедший чуть впереди меня, вдруг останавливается, поднимает голову, принюхивается и, как завороженный, тянет к воде, а, зайдя в воду, медленно, как перед прыжком к добыче, крадется к противоположному берегу пруда...

До берега ему еще метров десять. И тут из куртинки прошлогоднего тростника-камыша вырывается кряковая утка...

Флай останавливается, видит взлетевшую птицу, но не бросается за ней, а находит оставленные уткой следы и вынюхивает-вынюхивает все вокруг...

Ну, что тут сказать?.. Первым моим помощником на охоте был спаниель Темка. Именно так когда-то и подавал он мне своих уток. Но если сейчас Флай прихватил запах крякуши метров за тридцать пять от нее, то спаниель Темка с такой оперативностью получать информацию об объекте охоты, увы, не мог. Так что мой Флай по сравнению с тем же Темкой просто суперспаниель!

И прихватил он запах утки достаточно далеко и подал ее как раз мне под выстрел. Вот если бы еще ходил он в поле, как мой Темка: метров тридцать туда и метров тридцать сюда - тогда бы совсем все было в порядке. Но поиск у Флая пошире: сто, а то и все сто пятьдесят метров в одну сторону и столько же в другую. Как успеть тут к той же утке, обнаруженной и почти тут же ушедшей от моей собаки?

Но и здесь есть выход для охоты с моим суперспаниелем...

Знаешь ты, что в том же пруду могут быть утки, возьми собаку заранее на поводок и пусти в поиск только тогда, когда водоем будет рядом... И всего делов-то.

Кстати, именно так и охотились мы когда-то за утками с умником-дратхааром: подошли поближе к болоту, встали по местам, приготовились и только тут разрешили нашему помощнику войти в воду... Так что все в порядке: честное слово, добрый из тебя, Флай, получится утятник.

Хоть и указывается везде, что островных легавых следует, прежде всего, ставить по болотной дичи и только потом показывать им тетеревов и совсем потом допускать к утке... Но что делать, если собака сама предлагает тебе охоту за той же уткой?

И утка очень даже, как говорится в таких случаях, легла на душу моему Флаю...Завидев подходящий водоем и по своему точно определив, что утка здесь, на месте, он тут же оказывался в воде, и я могу вас заверить: после того, как моя водолюбивая собачка обследует встретившийся ей водоем, здесь не останется ни одной утки, не отмеченной нами.

Вспоминаю сейчас всех наших уток, найденных в пруду у Пирогово... После самой первой нашей утки Флай с неделю спустя отыскал здесь и вторую крякушу, затем подал мне точно "под выстрел" чирка. А перед самым открытием охоты буквальным образом выпихнул из зарослей водяных трав прямо мне "под выстрел" сразу трех уже тяжелых, вставших на крыло вчерашних утят.

Не оставались без внимания Флая и утки на нашей речке. Тут он даже умудрился встать по обнаруженным птицам, но стоял недолго: утки все-таки утки, а не дупеля и даже не бекасы - они не выдержали стойку и очень скоро после встречи с собакой дружно поднялись на крыло. И что самое интересное, Флай как будто и не собирался преследовать птиц, гнаться за ними.

А однажды мой "разносторонний" пес уже к самому августу умудрился как-то выловить в болотце здоровенную крякву...

Мы форсируем нашу речку, пес первым выскакивает из воды и убегает вперед, а там скрывается сразу в траве у небольшого озерка-болотца, и я мог тогда следить за ним только по хлюпанью воды под лапами собаки. Флай что-то активно ищет в зарослях осоки. Я терпеливо жду, и собака, наконец, выходит на чистое место. Выходит из травы, останавливается и поднимает голову... Что это? В пасти у Флая не то какая-то большая птица, не то еще что-то, извлеченное им из болота...

Подхожу ближе и вижу, что Флай держит в зубах утку... Подаю команду "дай!", и Флай осторожно опускает добытую птицу на землю... Беру утку в руки: она теплая, только что пойманная собакой. Никаких ран, никаких следов крови...Скорей всего это молодая птица. Почему не улетела от собаки? Понадеялась на свое искусство маскировки?

Осторожно укладываю утку под куст ольхи и отвожу Флая в сторону... На обратном пути заглядываем под ольшину, где оставили Филькину добычу, но утки нигде нет... Вряд ли какой хищник успел отыскать эту птицу. Да и нет нигде ни одного оброненного перышка, ни одной выбитой пушинки, что должны были остаться, если бы кто-то решил утащить нашу утку.

Есть у этих уток такая манера: прикидываться совсем неживой, вводя, таким образом, врага в заблуждение, а там вдруг ожить и быстренько убраться подальше от беды... Может быть, и эта утка, пойманная Флаем, тоже вскоре ожила - держала ее в зубах моя собака очень деликатно, а потому вряд ли очень сильно досадила ей.

Вот так и определился мой Флай не только в утятника-профессионала, но еще и в добытчика. А что еще делать, если хозяин не собирается пока стрелять этих самых уток?

На дворе самая середина мая. Неужели на наших болотах все еще нет выводков бекасов?.. Обходим ближайшие лесные болотца. Бекаса-барашка над ними в начале весны мы слышали. Проверяем и проверяем все сырые места, над которыми токовали наши кулики. И никого нигде не находим, хотя Флай старается, без устали строчит и строчит свои челноком каждое болотце от края до края... Бекасы куда-то пропали...

Уже по зиме, когда мы опять прибыли из своей деревни на зиму в Москву, выпала мне очень интересная встреча с Вице-президентом Союза охраны птиц России Сыроечковским - младшим, сыном глубоко уважаемого мной, к сожалению, ныне уже покойного ученого-биолога. Меня пригласили в Дом ученых ученые-охотники и просили рассказать о моих охотах на Русском Севере. Но кроме охоты в той же Карелии, вспомнил я и только что прошедшее лето, вспомнил, как долго искали мы встречи с бекасами, которые весной вовсю токовали вокруг нашей деревушки, а затем почти сразу исчезли... Вот тут-то и подошел ко мне Евгений Евгеньевич Сыроечковский-младший и открыл мне кой-какие тайны всего того, что произошло с нами этой весной...

Скорей всего в апреле - в начале мая в наших местах токовали по большей части пролетные бекасы, которые останавливались у нас на время в своем неудержимом движении на Север... Показались нам, потоковали, а там и продолжили свое путешествие.

Так что скорей всего не ранняя, совсем не весенняя жара, высушившая наши болотца, и не кабаны - разбойники, всегда готовые уничтожить любую птичью кладку на земле, на которых грешил я, осиротили нашу округу - а сами бекасы, не оставшиеся в наших местах, и подвели нас с Флаем.

Но это открытие сделал я уже по зиме, а пока весна, середина мая, и мы все еще надеемся отыскать на каком-нибудь болотце выводок бекасов и, конечно, ждем первых коростелей, тревожно: мол, явится еще одна беда на наши головы - как тут не погоняться Флаю за птицами, которые во весь голос извещают о себе не всю округу и никак не желают остановиться под собакой.

16 мая. Проверили все болотца в Пирогово - бекаса нигде нет.

18 мая. Снова никого не нашли.

19 мая. В Пирогово цветет купальница, и тут же первый скрип-крик коростеля-дергача.

С нашими коростелями у меня давно сложились почти доверительные отношения. Дело в том, что все усадьбы за нашими домами, принадлежащие моим соседям, по лету обязательно выкашивались, а вот на мою усадьбу коса с некоторых пор вообще не заглядывала - здесь у меня мало-помалу стали подниматься принесенные из леса сосенки и густели самые разные травы. И вот, видимо, поэтому ко мне в гости, на усадьбу, и стали заглядывать прибывшие по весне коростели-дергачи. Заглядывали, скрипели- кричали, а там однажды обнаружил я у себя рядом с картофельными грядками гнездо этих птиц. Увидел коростеля-курочку, припадавшую на одну сторону и волочившую по земле крыло, желая таким приемом отвести меня в сторону, а там обнаружил на земле и гнездо с кладкой. Не стал я дальше тревожить птицу, но к гнезду время от времени осторожно заглядывал и как-то увидел, как из этого гнезда выбирается на волю самый последний птенец. Так что верили мне эти птицы. А как будет теперь, в этот раз, когда рядом со мной настырный охотничий пес?

И пес не заставил себя долго ждать. Уже на следующей утро, после того как у нас за усадьбой под вечер заговорил, наконец, первый раз коростель-дергач, Филька "срезал", налетев с ходу, согнал коростеля возле островка березок, что весело поднимаются рядом с нашей тропой охотничьих псов...

Здесь, возле наших березок, всегда была небольшая лужица-болотце. И сюда, к этой воде, частенько собирались самые разные птицы. Флай давно знал это и всякий раз, спущенный с поводка, несся, прежде всего, к этим березкам, к этой лужице-болотинке, чтобы проверить, кто там собрался сегодня.

Вот и теперь, подскочив к своей лужице у березок и, не очень, пожалуй, задумываясь, что именно здесь можно отыскать сейчас самого первого нашего коростеля, он с ходу спугнул, срезал эту птицу...

Напуганный коростель стрелой выскочил из травы и низко-низко потянул к спасительному лесу. Флай, как и положено было моему дурню, кинулся за ним, но скоро остановился, видимо, все-таки поняв бессмысленность своего поступка, вернулся к лужице и долго копался в следах, оставленных птицей, запоминая новый запах. И уже на следующее утро по этому запаху отыскал недалеко от Барского пруда еще одного нашего коростеля.

Я, разумеется, внимательно следил за всем происходящим... Сначала Флай, приподняв голову от земли, внимательно исследовал пришедший к нему чуть приметный ветерок и, видимо, точно определив источник уже знакомого ему запаха, быстро прострочил кротким челночком открытое пространство, отделявшее его от густых кустов на краю леса, как заправский спаниель, коротко приостановился перед кустами, и тут же оттуда выскочил коростель-дергач... И что отрадно, Флай в этот раз почти не преследовал уходившую от него птицу...

Эта вторая встреча моей собачки с вернувшимся домой коростелем помечена мной в дневнике 23 маем.

С прибытием коростелей в поведении Флая что-то изменилось: теперь он уже не носился по полю сломя голову, а часто останавливался, принюхивался и прислушивался, ловил каждое движение воздуха, получив заинтересовавшую его информацию, начинал быстро ходить по полю правильным челноком. И к тетеревам, что еще нет-нет, да и попадались нам на пути, моя собачка стала относиться куда сдержанней: заметив издали взлетевшую птицу, чаще всего теперь не гнался за ней, а только подскакивал к тому месту, где тетерев только что сидел, и принимался копаться в оставленных набродах...

Коростели, что скрипели у нас за усадьбой в первые дни после прибытия, куда-то вдруг исчезли, ушли, то ли напугавшись Флая, то ли сообразив, что здесь, на сухом поле, под жесткой не по весеннему жарой, им, конечно, почти не чего делать - голоса этих птиц слышались теперь только в низине, далеко от нашей деревни.

8 июня. Еще раз навестили наше Журавлиное болото. Оно почти все высохло и вдоль, и поперек были прохожено кабанами.

На обратном пути спустились в низину, к сырому лугу. Навстречу нам легонький ветерок. Флай тут же ловит какой-то запах и принимается ходить челноком...Но вот челнок все сужается и сужается... Я тороплюсь к собаке, а она, чуть, приостановившись у стены крапивы, коротким броском вперед выпихивает из крапивы коростеля.

Коростель прямо передо мной, совсем близко, как при охоте с моим спаниелем Темкой... Молодец, мой суперспаниель Флай!

Ну, теперь все-таки надо нам с тобой вспомнить, что вообще-то ты не совсем спаниель, хотя кровь таких собак тебе определенно когда-то досталась, а островная легавая собака, английский сеттер-лаверак.

И все-таки бекасы.

Вот уже два с лишним месяца почти каждый день путешествуем и путешествуем мы с Флаем по окружающим нашу деревушку полям, лугам и лесам. Но пока не можем похвастаться ни великими открытиями, ни выдающимися достижениями.

Да, мы знаем все наши болота и болотца, все сырые низины и низинки, которые могли бы подойти бекасам, но самих бекасов, показавшихся нам по весне, вскоре потеряли.

Помним мы все поля и все березовые куртинки, где еще совсем недавно бормотали и чуфыкали тетерева, и где очень надеялись встретить в скором времени тетеревиные выводки. Но пока и тетерки с тетеревятами еще не выходили на открытее места из своей лесной чащи. Да и покажутся ли вообще, сохранились ли у них кладки, птенцы - ведь все может быть и тут...

Еще с середины мая стал я внимательно прислушиваться к вечерним голосам в надежде услышать вдруг желанное "подь-полоть" или "спать-пора" петушка-перепела. Но перепела так и не объявились у нас в эту весну. А надеялся я, что собачка сможет как следует поработать хотя бы по этой птице.

Так что нам для "развлечения" остались только неугомонные коростели-дергачи... Но коростель он и есть коростель, как сказал А.В. Пищалев... И хоть запах от него поярче, чем от бекаса, хоть и носится, мечется он по лугу, оставляя после себя хорошо приметные для собаки следы, хоть и помогает он моему Флаю все время держать натянутой струну своей охотничьей страсти, но дальше от этого самого коростеля нам только один вред, ибо гоняться моей собачке и без этой непоседливой птицы сейчас есть за кем...

Дня три тому назад нашу дорогу в Пирогово по неосмотрительности решила перейти у нас на глазах здоровущая лиса. Флай, конечно, тут же отметил сие явление и, как в лучших канонах псовой охоты, кинулся со всех ног наперерез добыче... И если бы не спасительные кусты, куда с ходу кинулась Патрикеевна, то, честное слово, Флай эту самую кумушку обязательно бы настиг.

Уж что он стал бы делать тогда с этим зверем, понятия не имею. По крайней мере, даже прижав к тем же кустам попавшегося нам в поле кота-бродягу, и с хрипом облаивая его, мой пес, по-моему, никогда не торопился пускать в дело зубы, чтобы расправиться с кровным врагом.

Ну, а совсем недавно, уже перед самым домом, сбежал от своей хозяйки в лес... Наша Галина Алексеевна, терпеливо ждала, что ее собачка вот-вот вернется к ней, но не дождалась и примчалась ко мне за помощью. Я отправил перепуганную женщину обратно: мол, стой там, откуда сбежал от тебя твой воспитанник - там Флай тебя обязательно отыщет. А сам следом, не очень торопясь, направился к месту происшествия. И когда разыскал свою супругу на тропе, возле нашего березового островка, то рядом с ней увидел некое, неизвестное мне существо, вроде бы смахивающее на большую, высокую на ногах собаку...

Этим существом, конечно, был Флай. Он, как я и предполагал, перед самым домом учуял лису и кинулся вслед за ней. А та, не долго думая, бросилась к спасительной норе, благо, что эта самая нора была совсем рядом. Лиса-то в норе укрылась, а вот Флай протиснуться в подземелье не смог и, видимо, принялся расширять для себя входные двери в лисьи апартаменты.

А теперь представьте себе, как мог выглядеть после такой усердной работы мой пес, одетый вообще-то в роскошную не по летнему времени шубу: за толстым слоем глины, покрывшей голову, грудь, шею и плечи собаки, сама собака угадывалась с трудом и вызывала из памяти скорей некое кулинарное упражнение: утку в глине, когда добытая на охоте птица замазывалась со всех сторон густой глиной, а затем запекалась в костре на углях...

Хорошо хоть дома у нас была приготовлена вода для полива огородных грядок - в этот вечер грядки мы уже не поливали, ибо вся вода ушла у нас на спасение Флая, пожелавшего забраться вслед за лисой в ее нору.

Да, никаких особых открытий мы пока не сделали, никаких особых высот в обучении будущего полевого работника не достигли.

Конечно, я переживал, что уходит время, что для натаски Флая пока так и не смогли найти никакой подходящей птицы. Но все равно я был очень благодарен своей собачке за то, что снова каждый день брожу по полям, по лугам, постоянно заглядываю в лес и снова, как во времена моей дружбы с таксами, знаю почти все, что происходит в окружающей меня природе... Знаю, какие птицы и когда вернулись с зимовки в наши места, когда какие травы уже зацвели, а какие еще только-только собираются порадовать меня своими цветами. Словом, календарь природы добро и богато раскрылся передо мной и "виноватым" в этом был только мой Флай... Спасибо тебе, неугомонный, на мой взгляд, слишком энергичный, мой лаверак блю-бельтон!

Хоть и распрощался я вроде бы с желанными бекасами, посчитав, что по каким-то причинам (засуха, кабаны) на наших болотах так и не появились эти молодые птицы, но все равно жила во мне еще надежда: а что если эти молодые кулики, которые все-таки могли появиться на свет на наших лесных болотах, как-то незаметно от меня уже покинули свои родовые места и перебрались поближе к речке, на луга - ведь именно там всегда и было главное место сбора наших бекасов перед отлетом на зимовку...Так что заглянем-ка мы еще разок к нашей речке.

12 июня. Еще во время самого первого визита к речке, когда чибисы увели за собой моего Флая, обнаружил я, что ручей, прибегавший сюда из нашего оврага, запружен у самой реки бобрами. Ручей здесь почти остановился и широко разошелся по ольшанику и соседним болотцам. Но в этот раз прежнего водохранилища, устроенного бобрами, я не увидел - наши смышленые мелиораторы почему-то сбросили половину собранной по весне воды, и теперь по обоим берегам искусственного водоема открылось вчерашнее дно широкой полосой так называемой "грязи", которая обычно всегда привлекала к себе самых разных куликов. И в подтверждение того, что кулики есть поблизости, услышал я чуть в стороне голосок-барашек желанного бекаса...

Середина июня, а бекас вовсю токует. Такой поздний ток для наших куликов вовсе не редкость - по крайней мере, ученые-орнитологи утверждают, что у бекасов бывают и очень поздние кладки.

Я знаю эти выводы науки, но сейчас просто радуюсь встрече с той птицей, с которой, было, уже совсем расстался. Есть! Есть в этих местах бекас!

Слушать дальше бекаса мы не стали и направились к броду, где и форсировали успешно водную преграду.

Флай, выскочив на противоположный берег, тут же, повертев носом, обнаружил что-то заинтересовавшее его, по прямой понесся к кочкарному лугу и там, приостановившись всего на мгновение, выбил из зарослей таволги коростеля...

Ну, что тут сказать?.. Работаешь ты, Филимон, как заправский спаниель, только почему-то забываешь, что спаниелю положено поднимать того же коростеля всего в двадцати, много - в тридцати, ну уж никак не в ста метрах от человека с ружьем...

Обходим все прибрежные луга, заглядываем на суходол, к зерновому клину в надежде встретить там перепела, радуемся, что в этом году на лугу пасут стадо коров: повсюду следы копыт, а то и целые тропки-дорожки среди кочкарника, проложенные местными буренками. Словом, есть места, пригодные и для дупеля, и для бекаса. Но ни тех, ни других птиц здесь, по лугам, я пока не встретил.

На обратном пути снова заглядываем к водохранилищу, устроенному бобрами, и тут от Флая, сунувшегося было к полоске грязи возле ольшаника, из осоки с паническими воплями выскакивает кулик-черныш, в испуге кидается в сторону и, конечно, уводит за собой мою собаку.

Флай прыжками пересекает болотце, и тут справа от собаки, из кустов ольхи стрелой выстреливает бекас. Собака не видит эту птицу, она, потеряв черныша, мечется по болотцу, а бекас, свечкой взмывший в небо, уже пикирует оттуда вниз к земле и одаривает нас своей песней-барашком...

Подвожу итог путешествия: слышал и видел бекаса и, очень может быть, увижу его тут еще раз.

К сожалению, повторить скоро путешествие к речке нам не удается - и у нас остается пока только Пирогово и окружающие нашу деревушку поля, которые мы регулярно и патрулируем...

13 июня. Пирогово. Флай на лугу возле пруда поднял коростеля - скорей всего курочку. За птицей не погнался и продолжил ковыряться в следах. А коростель, отлетев в сторону от собаки, опустился на дорогу всего метрах в тридцати от меня, дождался, когда я отзову Флая, и вернулся на свой луг... Конечно, там либо еще гнездо с кладкой, либо уже птенцы. Все! Сюда нам дорога закрыта... Хотя и путешествуем мы с Флаем по тем местам, которые выделены нам для натаски, но все равно - беспокоить птицу с птенцами лишний раз не стоит. Поэтому мы сокращаем пока наши маршруты.

19 июня. Второй день Флай твердо стоит по "маленьким птичкам". Уже не "срезает" их с ходу. До этого просто бросался к ним, а теперь стоит и поглядывает в мою сторону. А потом, дождавшись меня, прыжком к птичке. Но сегодня уже почти тут же прекращает погоню по сигналу свистка.

21 июня. Утром холодно и очень богатая роса. Решили проверить наше Журавлиное болото - пусто, хотя Флай прошел его все неплохо. У лесного болота подняли (подшумели) двух рябчиков. Птицы ушли в чащу, и собаке остались только наброды. Уже перед самым домом Флай вдруг остановился на тропинке, потянул в сторону и ткнулся носом в чьи-то наброды. И почти тут же метрах в двадцати от него из травы с квохтаньем выскочила тетерка и почти над самой землей потянула к лесу. Флай, конечно, тут же кинулся к тому месту, откуда взлетела птица и по пути распугал (ветер был от нас, а не от птиц) с пяток тетеревят, которые понеслись следом за своей матерью. Тетеревята еще не большие, но уже на крыле.

После моего свистка Флай почти тут же вернулся. Я его навел на то место, где только что был выводок, и он в кавалерийском наскоке выбил еще одного тетеревенка из травы и понесся за ним... Конечно, надо было перед этим взять собаку на поводок. Но я что-то не поверил, что здесь осталась еще какая-то птица. Сам виноват. А можно было бы подвести собаку к тетеревенку как следует... А так пока никакого признака стойки... Результат отрицательный. Но есть полезная информация: тетеревята уже на крыле. Значит можно искать выводки, отпускать тетерку, а там брать собаку на корд и наводить на затаившихся тетеревят. И еще что отрадно: выводок оказался совсем недалеко оттого места, где по весне токовал петух.

23 июня. Сегодня, попав утром на свежие тетеревиные наброды, Флай дальше почти совсем не интересовался своими "птичками". Неужели прояснение сознания совсем близко?

29 июня. Наконец, мы снова на речке. Минует хозяйство бобров и спускаемся к речке по чудесному сыроватому лужку - вот где и быть нашей желанной птице! Флай идет по самому берегу речки, что-то вынюхивает на земле - нос кверху вообще не поднимает. Я не спеша иду в том же направлении, чуть сзади и чуть повыше от собаки, вдоль кустов ольхи, за которым проглядывается небольшое моховое болотце-пятачок. Флай по-прежнему ковыряется в чьих-то следах, а я чуть-чуть не наступаю на бекаса... Птица уходит от меня довольно-таки спокойно, переваливает через кусты ольхи и опускается на болотце. Флай не видел бекаса, но я точно запомнил место, где бекас ткнулся в болотце.

Беру собаку на поводок и иду в обход зарослей ольхи, чтобы выйти на болотце как раз там, куда ткнулся наш "перемещенный" бекас. К сожалению, совсем нет движения воздуха и вокруг только пряный дух болотной прели.

Продираемся через корявые кусты и вот перед нами болотце с бекасом...

Посылаю Флай в поиск. Он идет сначала влево по краю болотца, как раз туда, где и должна быть наша "перемещенная" птица. Доходит до кустов и поворачивает направо в мою сторону... Птицы пока нет... Где же она?.. И тут, стоило собаке изменить направление поиска, как сзади нее срывается стрелой бекас и уходит прямо вверх...

Флай пружиной мгновенно разворачивается на месте вслед взлетевшей птице... Но, увы, птицу уже не достать...

Успокаиваю собаку и так, на всякий случай, посылаю снова в поиск - проверить правую сторону болотца... И здесь повторяется та же картина: Флай проходит до самых кустов ольхи, поворачивает обратно, и тут сзади него выскакивает из травы точно такой же бекас и уносится прочь...

Все... Каких двух птиц мы, мягко говоря, проспали... Кто виноват тут, что у нас не состоялась работа? Как мы могли пропустить, не обнаружить подряд двух бекасов?.. Может быть, виной всему только отсутствие даже чуть заметного движения воздуха - мы отправляемся в свои путешествия сейчас очень рано, ибо днем собаку допекает несносная жара, а человека заедают слепни, а в такое время никакого ветерка и не дождаться. А может быть, моя собачка по молодости пока не умеет, как следует, пользоваться своим чутьем?

Вот с такими вопросами, остающимися пока без ответов, мы и продолжаем исследовать луга вдоль нашей речки. И снова не находим нигде никаких интересующих нас птиц... Возвращаемся домой немного расстроенными, но все равно храним надежду - ведь есть, найден нами бекас. И судя по всему, это молодые птицы, которые могут хорошо держать стойку.

3 июля. Мы снова на речке. В этот раз отправились туда не пешком, а на машине, чтобы по дороге не тратить силы и не отвлекаться на тех же коростелей. Машину оставляем метрах в пятистах от реки. Веду Флая на поводке и отпускаю только возле бобрового водохранилища. Держать здесь на хорде собаку никак не получается - кругом кусты, деревья стеной крапива...

На том моховом болотце, где совсем недавно мы организовывали работу по "перемещенной" птице, бекасов нет. Нет их и рядом с болотцем, на сыром лугу. Флай забирается в ольховые заросли, и оттуда сразу выскакивает бекас...

Птица уносится прочь, оставляя собаке только запах своих следов. Флай носится по затопленному бобрами ольшанику и одного за другим выгоняет оттуда еще с пяток точно таких же птиц.

Бекасы, разлетевшиеся от Флая, очень быстры - уходят, как и положено взрослым птицам острыми зигзагами. Скорей всего это не молодежь...

Как и прошлый раз, тщательно исследуем противоположный берег реки, и как прошлый раз, никого не находим.

4 июля. Речка. Возле водохранилища, что контролируют бобры, бекасов нет. Форсируем речку. Сегодня хмаро. Даже холодновато. И ветерок с севера, с северо-запада. Флай против ветра широко ходит правильным челноком. На пути совсем небольшое озерко-зеркальце. Озерко на дне овражка, по которому весной катила к реке талая вода. Вокруг самого зеркальца воды охранным редутом часта осока.

Флай на скорости выкатывает к озерку и в стороне от него тут же срывается с криком кулик-черныш. Флай кинулся было за ним, но вернулся после моего свистка... Вернулся и с края овражка, укрывающего собой озерко-лужицу, "срезал" бекаса. Прыгнул сначала за ним, но тут же подчинился свистку и вернулся к сидке птицы.

Почему собака не прихватила заранее запах птицы, а догадалась о ней только тогда, когда чуть ли не носом уткнулась в бекаса? Ведь был ветерок - мог бы и все узнать заранее... Или все-таки Флаю мешает тут его неукротимость, страсть к "быстрой езде", которая и не дает ему пораскинуть мозгами.

Я снова вспоминаю нашего московского знакомого пойнтера, ровесника моей собачки... Сравниваю с ним Флая и сравнения эти не нашу пользу. Пойнтер, если прибегать к положениям физиологии высшей нервной деятельности, по типу поведения скорей ближе к сангвиникам или, на худой случай, к флегматикам: внешне рассудительный, не очень торопливый, заранее нацеленный на достижение цели - уж он не будет носиться просто так, сломя голову по тому же лугу, распугивая по пути все живое, и приходить в сознание только после того, как срезанная им дичь вырвется перед самым его носом.

Увы, по той же самой научной схеме мой Флай скорое всего холерик, сильный, но неуравновешенный тип... Вот и остается мне только ждать, когда же его неукротимая энергия, его неуемная охотничья страсть, наконец, как-то чем-то уравновесится. А еще почитывать по вечерам разные умные книжки и искать там себе поддержку, а своему псу хоть какое-то оправдание...

Из всего прочитанного мной по части воспитания и натаски легавых собак больше всего помогала мне тогда работа В.П. Рождественского, которую встретил я когда-то в солидном издании "Охотничье собаководство", увидевшим свет еще лет сорок тому назад.

Прежде всего в этой работе меня привлекло утверждение автора, что "каждый охотник должен сам натаскивать свою собаку, не отдавая ее для этой цели другому, как бы опытен тот ни был... В большинстве случаев владелец, не умеющий натаскать свою собаку, не умеет и пользоваться ею на охоте".

И далее:

"Не смотря на то, что стойка по птице врожденное, наследственное качество легавых, они не сразу проявляют этой свойство - одни начинают работать по птице с первых же выходов в поле, другие значительно позднее. Срок этот зависит от индивидуальных особенностей животных, а потому и различен не только у собак одной и той же породы, но и у собак одной и той же линии, одного и того же семейства.

Кроме того, в практике известны и многочисленные примеры, когда собаки, долго не проявляющие стойку, впоследствии обнаруживали отличное чутье, собаки же, принявшиеся работать по птице с первых же выходов в поле, проявляли чутье более слабое. Объяснение этому кажущемуся противоречию нужно искать в состоянии нервной системы тех и других собак.

Собаки уравновешенного типа нервной деятельности спокойнее реагируют на окружающую среду и способны к более тонкой дифференциации полученных раздражителей, в том числе и от запахов. Собаки эти скорее ориентируются в поле, скорее начинают различать один запах от другого, а потому и быстрее начинают выделять из всех запахов запах дичи, пробуждающий в них инстинктивное стремление к источнику этого запаха, завершающееся стойкой. Иными словами, собаки эти проявляют верное чутье, а потому и скорее делают стойку, хотя и могут обладать средним по дальности чутьем.

У собак же возбудимого типа нервной деятельности процесс дифференциации полученных раздражений протекает затруднительнее, вследствие чего они проявляют менее верное чутье, тем более в начале натаски, а потому и позднее проявляют способность к стойке, несмотря на то, что могут обладать дальним (острым) чутьем.

Поэтому, для того чтобы собака стала работать по птице, ей нужно дать не только какое-то количество встреч с птицей, но и нужно сделать с ней необходимое количество выходов в поле. Собаке нужно предоставить наиболее полную возможность ознакомиться с новым, раньше неизвестным ей внешним миром, с многочисленными и неизвестными болотными запахами, среди которых она постепенно начнет улавливать запах дичи и делать по ней стойку.

Это значение деятельности нервной системы в процессе ознакомления собаки с птицей и в проявлении ею элементов чутья (дальности и верности) необходимо учитывать, прежде чем делать вывод о степени чутья первопольной собаки, и не ослаблять интенсивность натаски, если собака не проявляет стойки с первых же выходов в поле.

Из практического опыта можно сделать выводы, что при систематической натаске необходимо 10-12 выходов в поле, чтобы собака проявила стойку".

Как я понимаю, речь тут идет не просто о 10-12 выходах в поле, а как минимум, о 10-12 встречах с птицей...

Двенадцатый бекас.

Дорогой ты мой пес, яркий представитель неуемных холериков, бекаса, которого срезал ты последний раз на берегу нашего озерка-зеркальца, я засчитываю тебе в актив: ты все-таки сам узнал о нем, правда, слишком поздно, а потому, видимо, и не смог остановиться. Итак, будем считать, что это первый твой бекас. Сколько таких же птиц надо встретить нам с тобой на лугу, чтобы сделать окончательные выводы о твоей профпригодности?.. Правильно: максимум двенадцать. Одного уже отыскали, осталось отыскать еще одиннадцать. И если и тут я не увижу, как ты стоишь по дичи, то уже не пойду перерегистрировать тебя в охотничье общество, а отправлюсь в какой-нибудь декоративный клуб: ходи там по рингу и получай награды за красоту. Понятно? Так что давай серьезно приниматься за дело, благо бекасов мы с тобой вроде бы отыскали.

8 июля. Речка. Пасмурно, немного даже дождит. На болотце возле водохранилища, устроенного бобрами, никаких птиц не обнаружили. Мы в лугах на той стороне реки. Легкий ветерок. Флай отлично ходит широким челноком навстречу ветру. У озерка-зеркальца вдруг приостанавливается. И тут же у него из-под носа уходит бекас.

Флай сопровождает птицу взглядом, затем прыжка два делает вслед за ней, но тут же возвращается к сидке и долго вынюхивает оставленные бекасом следы. И снова очень широко ходит красивым челноком по лугу навстречу ветерку.

Кажется, что после встречи с бекасами моя собачка меньше реагирует на своих "маленьких птичек".

И все-таки опять неудача - бекас почти срезан, информация о нем заранее собакой не получена.

Это наш второй бекас. Осталось - десять.

12 июля. Речка. Возле хозяйства бобров бекасов нет. Обошли весь левый берег - ничего. Форсировали речку и обратно искали дорогу по правому, нашему берегу, через дебри ольхи и крапивы. В конце концов, вышли на небольшое моховое болотце. Флай сразу поднял голову и, видимо, прихватив какой-то знакомый ему запах, пошел по следу, опустив нос траве. На середине болотца Флай чуть-чуть приостановился, и тут же в полуметре от собаки выскочил бекас и стрелой ушел вверх.

Флай рванулся было за птицей, но почти сразу остановился без моей команды.

Итак, записываем себе в протокол третьего бекаса. Осталось встретиться еще с девятью.

15 июля. Речка. Пасмурно. Хмуро и холодновато. Флай носится по лугу как сумасшедший и только на обратно пути стал работать потише. Никого так и не нашли.

16 июля. Пирогово. На берегу пруда Флай спугнул (согнал) бекаса. Бекас ушел от собаки стрелой. Флай его проводил взглядом и не преследовал.

Наш четвертый бекас, поднятый также без стойки.

19 июля. Утром ясно. Небольшой западный ветерок. Речка. Почти в самом конце луга в сырой низинке, оставшейся здесь от весны, Флай с ходу срезал бекаса. Кинулся, было, за ним, но тут же вернулся обнюхивать сидку. Потом долго и, по-моему, бездумно что-то вынюхивал на сухом бугре. Затем умчался к озерку-зеркальцу, где до этого мы встречали бекасов, и так же, как обычно, не останавливаясь, спихнул второго бекаса за день. Возле хозяйства бобров бекасов мы не нашли.

Итог путешествия: пятый и следом шестой бекас. Осталось встретиться еще с шестью птицами.

31 июля. Утром тихо, парко. Снова речка. Наше озерко-зеркальце. Собака на длинном поводке-корде. Обходим по берегу это притягательное для бекасов место. Надеюсь, что Флай может уловить запах птицы, если она тут есть. Но нет никакого ветерка, а само наше озерко-зеркальце в низинке-овражке. Вроде бы никого не обнаружили. Отпускаю Флая, но расставаться со знакомым озерком он пока не собирается, спускается к самой воде, опустив нос в траву, идет вперед и тут же выковыривает из травы бекаса... Кидается, было, за ним, сам останавливается и возвращается к сидке... Седьмой наш бекас.

Идем дальше. Впереди сырая низинка, тоже давно знакомая нам. Флай разбирает среди травы чьи-то следы, разбирает упорно, азартно и, в конце концов, добирается до бекаса, сидящего за кочкой. Потревоженная собакой птица уходит резво в сторону. Все тоже: ни намека на стойку, попытка кинуться за птицей и возвращение к сидке...

Восьмой бекас в нашем реестре.

Возвращаемся обратно к броду через речку. Флай уходит вправо от меня. Я делаю вперед несколько шагов и на сухом месте спугиваю бекаса. Бекас быстро скрывается вдали. Я останавливаюсь, не подхожу к сидке - наоборот, даже отступаю немного назад, а там и призываю собаку изменить направление поиска.

Флай летит ко мне, низко опустив голову. Вот-вот он проскочит между мной и свежей сидкой бекаса... Но, поравнявшись с сидкой только что улетевшей птицы, Флай затормозил на всем ходу (это к вопросу: чует ли он что, когда носится, сломя голову) и, чуть развернувшись в сторону сидки, замер в стойке, приподняв правую лапу...

Флай носом тянется вперед, к источнику запаха. Сидка от него метрах в трех. Медленно подхожу к собаке и, похваливая, посылаю ее вперед...

Флай, конечно, ничего здесь, кроме оставленных бекасов запахов, не находит, но обследует место и копается, копается в набродах.

Так что нас с первой стойкой! Правда, не по самой птице, а только по сидке. Ой, какая красивая была стойка!

Немного проясняю для себя "механизм" работы Флая. Во-первых, запах у бекаса не столь ярок, как у той же утки, или того же тетерева. Да к тому же почти всех своих бекасов Флай срезал, когда не было никакого движения воздуха. Да и скорость, с которой ходит этот пес, пока, видимо, не позволяет ему пустить, как следует вход свое чутье... Та сидка, по которой моя собачка сделала свою картинную стойку, остановившись на всем ходу в трех метрах от источника запаха, была не в низинке, не среди болотной травы, а на высоком, сухом, открытом месте - здесь запах был более доступен для собаки.

Итог дня: записываем за собой седьмого и восьмого бекаса... Двенадцатый бекас совсем близко...

6 августа. Речка. Утро тихое, ясное. Туман. Вначале никого, кроме луней не видели. Луни почти всякий раз сопровождают нас с Флаем. Но сегодня их заметно прибыло - возможно, на охоту с родителями выбрались и молодые птицы. За кем охотятся эти пернатые хищники? Не за нашими ли бекасами, число которых, как мне кажется, все сокращается и сокращается. А тут еще увидели мы луня, несущего в лапах какую-то большую птицу, которая, если судить по длинным болтающимся ногам, явно была куликом...

На обратном пути возле сырой низины я самолично спихнул птицу, больше похожу на дупеля, чем на бекаса. Если это не молодой бекас, то, очень может быть, что встретился я, наконец, именно с дупелем...

Мой дупель совсем неспешно отлетел в сторону и ткнулся в соседнее болотце...

Призываю к себе Флая и стараюсь навести его на этого дупеля-бекаса. В конце концов, Флай прихватывает запах, идет к птице и все так же, лишь с коротенькой приостановкой, выпихивает ее из осоки.

Птица уходит низко, прямо, куда спокойнее, чем все наши бекасы. Посылаю Флая вперед за переместившейся птицей, но он, немного походив челноком, возвращается туда, откуда наш дупель-бекас ушел и еще и еще раз разматывает там следы...

Наш девятый бекас.

7 августа. Речка. Утром тихо. Росища. Туман. На том же самом сухом лугу, где и вчера, Флай самостоятельно выковырял не то бекаса, не то дупеля. И опять без намека на стойку.

Десятый бекас

8 августа. Утром ясно. Небольшой ветерок. На нашем поле, недалеко от моей усадьбы, Флай сработал со стойкой не то коростеля, не то перепела. Скорей всего это был все-таки перепел, ибо болтающихся ног у взлетевшей птицы я не видел, да и внешне этот коростель был очень похож на небольшого тетеревенка - эдакий комочек с крылышками...

Флай с тропы прихватил запах птицы и очень собранно потянул к источнику этого запаху. Шаг собаки все короче и короче, она тянет все медленнее и медленнее, почти опускаясь на лапы и вот так, чуть не касаясь грудью земли, замирает на месте. Стоит хорошо, желания сорвать стойку не отмечаю. Медленно подхожу к Флаю, собираюсь взять его на поводок, и тут из-под самого носа собаки не слишком поспешно на крыло поднимается птица, поднимается почти вертикально вверх и так же, не очень быстро, скорей даже тяжеловато, летит прочь... Флай перепела-коростеля не преследует, остается на месте и довольствуется оставленными ему запахами.

Итак, за последние дни у нас вторая стойка и в этот раз уже не по сидке, а по конкретной, живой птице...

13 августа. Речка. И мы помним, что нам для окончательных выводов по качеству нашей работы отпущено еще всего два встречи с бекасами... Правда, за нас теперь чудесная, картинная стойка по перепелу-коростелю... Но все равно двенадцатый бекас стоит перед нами как рубеж, за которым может последовать приговор.

Семь часов утра. Тихо, без ветра. Погода опять обещает быть жаркой. Добираемся до низинки, где недавно гоняли с Флаем не то бекаса, не то дупеля. По дороге сюда никого не видели.

Флая поводит носом, сразу спускается с суходола в низинку и принимается распутывать чьи-то следы. Доходит до самого края низинки и спихивает сразу двух птиц. Одна уходит от Флая прямо через суходол, вторая резко поворачивает налево и, перелетев через ту же самую низинку, тыкается в сухой за кустом ольхи. Я замечаю это место и жду Флая, который кинулся за первой птицей. Он очень скоро возвращается. Я намереваюсь выловить его, взять на корд, а там навести на перемещенного бекаса. Но не тут-то было - пес как-то запомнил то место, куда ткнулся бекас, ушедший налево от него, и, перемахнув через болотце, уже чешет челночком в направление переместившейся птицы, приостанавливается перед ней и заставляет ее коротким броском, как все тот же спаниель, подняться на крыло.

Два бекаса за одно утро. Одиннадцатый и тот самый двенадцатый бекас, за которым и должна пройти черта всех наших надежд... Стойки по бекасу у своего Флая я пока не видел...

На речку пока не собираемся. Посещаем Пирогово, находим тетеревиные наброды, Флай старательно копается в них, иногда, как заправский спаниель, поставляет мне под условный выстрел то молодую курочку, то петушка. Стараюсь не наводить собаку на этих птиц, а потому и посещаю то же Пирогово по большей части днем, когда тетерева с полей уходят до вечера в лес. Вот почему Флаю и достаются во время наших прогулок чаще всего только оставленные птицами следы.

На "маленьких птичек" собачка теперь, после бекасов, почти не обращает внимания. Я хочу немного выждать, дать Флаю успокоиться и только потом снова навестить нашу речку: может быть, туда прибудут и птицы из других мест, может быть, встретим там и высыпки тех же дупелей - место у нашей речки очень уж замечательное...

Но до нового посещения речки у нас произошло еще одно событие, которое я более-менее подробно отметил в своем дневнике...

27 августа. С утра вроде бы и прояснило, но к восьми часам все затянуло облаками, а следом и задождило. Дождь, дождь и дождь - с собакой в поле не пойдешь. Очень сильный западный, северо-западный ветер. Но после обеда все-таки распогодилось, и мы отправились в Пирогово (с 16.30 до 18.00). Добрался до гривки березок и решил посидеть здесь на сломанном дереве. Флай перед этим сбежал от меня к своим тетеревам - здесь чаще всего он находил и распутывал наброды этих птиц. Но вскоре прибежал, как угорелый, обежал меня по кругу, ткнулся носом в мои колени, приглашая, как обычно, следовать за собой, и тут же обратно - к тетеревам...

Пришлось подниматься и идти. Вскоре у меня почти из-под ног вырвалась тетерка. Флай ее, как и положено, тут же засек, кинулся, было, за ней, но тут же вернулся обратно и пошел распутывать свои наброды чуть левее того места, откуда только что выскочила тетерка. Затем остановился, поднял от земли голову к ветру (ветер явился достаточно сильным порывом), вытянул навстречу ветру нос и замер на месте, как вставал обычно по своим "маленьким птичкам".

Я хотел подойти к нему и взять его на поводок, но он сделал вперед несколько шагов (не кинулся, а просто ткнулся вперед), и метрах в двадцати от нас выскочил из травы молодой петушок...

Так что, господа, со стойкой вас по тетереву!

Флай, конечно, проскочил чуть-чуть вслед за птицей, тут же вернулся и снова принялся за наброды.

Немного погодя я все-таки отвел от этого места свою собачку...

Филя, милый! Ты у нас если и не гений, то уж точно не безнадежный дурак!

Вот вам и двенадцатый бекас!

Да, вы все-таки правы, Вильям Эдуард Лаверак: если в собачке заложено высокое качество, то явится оно, обязательно явится и само по себе и, конечно, при нашей активной помощи.

Но тетерев тетеревом, а о бекасах мы все равно помним. А потому снова отправляемся на речку...

31 августа. Речка. Пасмурно. Ветерок. Бекасов нигде нет. Флай смастерил стойку по коростелю! Стоял довольно долго, пока я не подошел. Только тут коростель, видимо, сообразил в чем дело, и решил избавиться от собаки. Но Филька не понесся за ним, а остался стоять там же, повернув голову в сторону куста ольхи - здесь оказалась совсем маленькая птичка.

Над лугом летают луни. Может быть, они и бьют здесь бекасов...

7 сентября. Речка. Ни бекасов, ни коростелей. Но картинную стойку Флай все-таки смастерил. По ветру прихватил какой-то запах, прошел немного неспешным челноком, коротко потянул, и замер на месте, вытянувшись в струну... Я стал к нему подходить. А он подался вперед к источнику запаха и обнаружил, что впереди никого нет. Была ли это сидка, оставленная птицей, либо Флай смастерил стойку по "маленькой птичке" - не знаю...

Затем Флай еще раз встал, резко оборвав поиск. Весь вытянулся вперед, но скоро оставил и этот источник запаха.

По дороге к дому мы подводили итоги нашей работы за весну и лето:
- челноком ходим совсем неплохо,
- поиск легко управляем по свистку и жестом руки,
- стойки делать научились в возрасте один год и пять месяцев.

Очень хотелось мне по осени поискать с Флаем вальдшнепов. Но в эту осень высыпки лесных куликов в наших местах мы так и не отметили. Ну, а в самом конце сентября мы попрощались с нашей речкой.

25 сентября. Речка. Солнце. Все тот же малоподвижный антициклон. С утра туман. Прощание с заливными лугами. Над лугами опять луни - кого-то все ищут. Флай - молодец: ходит челноком, приостанавливается, что-то старательно проверяя. Обыскали все вокруг - никого нет... А тут я опростоволосился...Флай остановился возле ольшаника, что узкой гривкой поднялся по высокому берегу реки. Там он обычно нет-нет, да и находил своих "маленьких птичек". Стойка не напряженная струна, как по перепелу-коростелю, а просто стоит и, отводя на короткое время взгляд от ольшаника, посматривает на меня. Я так и думал, что Флай отыскал здесь своих прежних знакомых - птичек. Стал отзывать собаку, а она все стоит и стоит...Подошел к Флаю совсем близко, протягиваю ему баранку, и в это время из ольхи "фррррр" - рябчик снялся и улетел на другой берег реки...И снова стойка по птице, сидящей на дереве. Если бы у меня было с собой ружье, то мы бы с Флаем тут и завершили нашу первую охоту.

Вот так и состоялось наше прощание с речкой. До следующей весны!

Анатолий Онегов
19 января 2008 года