КАК Я ХОЖУ ЗА СВОИМИ ПЧЕЛАМИ

Часть 1

Когда-то наш далекий предок, желая полакомиться медом, отправлялся в лес, разыскивал там дупло, в котором жили пчелы, как-то вскрывал их жилище, выгребал из него мед вместе с сотами, не задумываясь, что будет дальше с разоренной семьей.

Чуть позже, посчитав, видимо, что разыскивать диких пчел и лазать по деревьям - занятие весьма хлопотное, наш догадливый пращур изготовил колоду... Он взял обрубок дуплистого дерева, прикрыл его снизу дном, а сверху - крышей, проделал в этом сооружении отверстие-леток, похожий на вход в скворечник, и стал ждать, когда в это дупло-колоду прилетит пчелиный рой. Эксперимент удался, и теперь первобытный пчеловод добывал мед уже из своей колоды.

Сначала колода оставалась в лесу - ее привязывали к дереву или устанавливали на помосте, устроенном между ветвями, а там кто-то решил поставить эти дупла-колоды недалеко от своего дома - тут хлопот с пчелами было явно меньше... Так и появились на нашей земле первый, пасеки.

И все было бы ничего (кто-то и сейчас в порядке исторического эксперимента заводит у себя на пасеке одну - две старинные колоды), но пчел, живущих в колоде, обычно ждала та же самая участь, что и диких пчел, дупло которых отыскивал первобытный охотник - по окончании лета прежде, чем достать из колоды мед и воск, пчел обычно уничтожали ( закуривали серой), а на следующий год ждали, когда в колоду-улей прилетит новый рой.

Такая, разорительная для пчел система пчеловодства именуется в нашей литературе роебойной и основательно обвиняется в том, что она, эта система, вела к уничтожению лучших пчелиных семей. Тут уничтожались прежде всего сильные семьи, которые собирали больше меда, слабым же семьям, собравшим за лето мало меда, даровалась жизнь, и именно они становились основой пчелиного племени - они-то и отпускали на будущий год свои рои, которые снова заселяли пустые колоды.

Революция в пчеловодстве произошла тогда, когда был изобретен т.н. рамочный улей... Теперь к пчелам в улей можно было заглянуть в любое время, в любое время можно было вынуть из улья любую рамку, в которой пчелы теперь и выстраивали свои соты - в дупле-колоде соты прикреплялись прочно к потолку-голове и к стенкам дупла и изъять какой-то один сот из колоды без значительного урона для пчелиной семьи не представлялось возможным.

Теперь, возле рамочного улья, пчеловод почувствовал себя чуть ли не повелителем пчел, хотя пчелы и тут, на пасеке, оставались верными только правилам своей прежней дикой жизни. Получив возможность в любое время заглянуть в улей, вынуть из улья и осмотреть рамки, заменить одну из них другой, достать в любое время мед, не нарушив вроде бы жизни пчелиной семьи, мы забывали, что любое вмешательство в жизнь тех же пчел со стороны человека не может не сказаться на их жизни...

Как-то я принялся подсчитывать, сколько раз за сезон (с весны до осени) заглядывает в жилище своих пчел наш нынешний пчеловод-экспериментатор, как часто вмешивается он в жизнь пчелиной семьи, стараясь диктовать ей свою волю, и ужаснулся: порой кто-то из пчеловодов вообще не оставляет своих пчел в покое...

Не отсюда ли повышенная агрессивность наших подопечных?..

А какая семья лучше работает, больше приносит меда: лишенная покоя, находящаяся в состоянии постоянного стресса или же та, которую почти не тревожит пчеловод?

Сдается мне, что наше нынешнее чрезмерное "внимание" к жизни пчел в улье должно сказаться не только на их характере, но и на их физическом состоянии - различные беды нет-нет да и посещают наши пасеки, нанося урон тому же пчеловоду...

Словом, задумывался я давно, как быть, как вернуть пчелам милую им их природную обстановку, как создать пчелам на наших пасеках те условия жизни, в которых они и закрепились прочно как вид?.. И в то же время сохранить такие преимущества пасечного содержания, как весьма высокую товарность – не секрет, что на своих пасеках мы получаем от пчел порой очень много меда.

Вот таким поискам я и отдался полностью, как только у меня наконец появились свои собственные пчелы. Теоретически я был давно подкован, а все остальное давалось мне уже практикой.

Кто-то мне, возможно, и возразит: можно ли без постоянного контроля за жизнью пчелиной семьи получить от нее много меда - мол, те же бортники, которые, помня древнее ремесло, до сих пор ходят за пчелами, живущими в специально устроенных для них дуплах деревьев, и навещают своих подопечных обычно лишь два раза в году ( по весне, когда проверяют, как пчелы перезимовали, и по осени, когда вырезают из гнезда часть сотов с медом), получают от своих пчел куда меньше меда, чем мы со на своих пасеках...

Да, действительно, бортник обычно добывает всего с десяток килограммов сотового меда с одной борти, в то время как от семьи пчел, живущей в рамочном улье, можно другой раз накачать меда в несколько раз больше.

Но дело здесь не в системе ухода, а в том, что по своему объему наш рамочный улей с различными магазинами и надставками может быть куда больше, чем дупло-борть... Оставьте на пасеке улей без магазинов и надставок и вы тоже получите меда никак не больше, чем бортник-старатель от каждой свои борти...

В конце концов какие-то выводы я смог сделать. О чем и постарался рассказать в своей работе "Как я хожу за своими пчелами", первую часть которой и передаю сейчас на суд читателей...

Инженер, Писатель-натуралист, Крестьянин-пчеловод А.Онегов.

Мое знакомство с пчелами сначала было заочным... Среди книг, которые окружали меня в детстве, была и красивая книга-альбом, посвященная Всесоюзной Сельско-хозяйственной Выставке, впервые открывшейся в Москве в 1939 году. Эта выставка - ВСХВ - располагалась именно там, где сейчас устроен Всероссийский Выставочный Центр. Да и основные сооружения нынешнего ВВЦ, за исключением современных коробок-складов, как раз и были когда-то павильонами ВСХВ.

Так вот в книге-альбоме с торжественным названием "Смотр побед Социалистического сельского хозяйства" было и несколько страниц, посвященных отечественному пчеловодству. Здесь прежде всего говорилось, что "СССР по развитию пчеловодства занимает первое место в мире", что "в нашей стране больше пчелосемей, чем в Соединенных Штатах Америки, Германии и Японии вместе взятых» и что среди наших знатных пчеловодов есть и такие, какие от каждой пчелосемьи могут получить более 100 кг меда. Тут же была и фотография, где пчеловод угощает колхозных ребятишек медом в сотах... Вот этот самый мед в сотах и помнился мне очень долго - попробовать такой сотовый мед мне удалось только спустя много лет , уже возле своих собственных пчел.

Но, конечно, не сам мед-продукт постоянно подогревал мой интерес к пчелам - пожалуй, еще с раннего детства я мог считать себя натуралистом, ибо во мне постоянно жил интерес ко всему живому. Я увлекался птицами и аквариумными рыбками, устраивал террариумы, разыскивал разные травы и, конечно, не мог не присматриваться к самому тайному, поражающему порой наше воображение миру насекомых... Ну, как уж здесь обойти пчел, которые, оставаясь настоящими дикими существами, давно жили рядом с людьми.

К тому же сама обстановка пасеки, жизнь пчеловода часто вдали от людей, это одиночество-слияние с природой, не могли не притягивать к себе молодого человека, мечтавшего с детства о жизни в лесу, на берегу озера, как говорится в таком случае, один на один с природой.

Самой первой пасекой, с которой я познакомился уже очно, была колхозная пасека неподалеку от г. Белоомута, на границе окских заливных лугов и мещерской чащи...

Небольшой, уютный домик смотрителя пчел, пчеловода, сразу перед домиком рядами ульи с пчелами, за домиком и пчелами стеной мещерское чернолесье, где чуть ли не на каждом шагу неслышными тенями-приведениями поднимались перед тобой кулики-вальдшнепы, совсем неподалеку озеро Развань - заповедные утиные места... А тут еще чудесный пес, гончак-костромич, и покорная лошадка - транспорт на вое случаи жизни, кроме весеннего половодья, для которого у пчеловода был припасен вместительный окский челн-долбленка.

На этой пасеке я бывал много раз, порой оставался здесь не на один день и, уже зная, что такое пчелы, всегда удивлялся, почему эти пчелы не обращают никакого внимания ни на собаку, ни на лошадь, которые все время рядом с ульями - ведь и собака,

и лошадь, судя по всему, могут вызвать агрессию со стороны пчел,.. Ко всему прочему пчелы вроде бы и не переносят резких запахов, не переносят запаха пота лошади... И позже я не раз был свидетелем того, как реагировали пчелы на близость такой же рабочей лошади...

Последний раз я был свидетелем такого события, которое произошло возле моих пчел на Ярославщине... По зиме мой сосед вывозил на огород навоз из хлева и оставлял его, не особенно задумываюсь о последствиях, возле самого забора, за которым стоял мой улей. До весне, перед тем как вспахать огород, мой сосед явился сюда с лошадью и телегой и принялся было нагружать на телегу заготовленное по зиме удобрение... Я почти тут же отметил происходящее, но не успел предупредить неосторожного человека... Лошадь рванулась в сторону и понеслась, как бешеная, по усадьбе, увлекая за собой перевернутую на бок повозку. Досталось и неосмотрительному человеку...А ведь только что пчелы мирно работали - еще цвела ива, был взяток и предположить неожиданную агрессию своих подопечных, судя по всему, я не мог.

Что же сдерживало пчел там, у Белоомута, почему они так мирно вели себя по отношению и к собаке, и к лошади, да и к нам, гостям пчеловода?.. Ведь ни разу за все время посещения той «мирной» пасеки ни одна пчела не ударила меня.

В то время я еще не разбирался в породах пчел, а потому и не могу сказать, за какими именно пчелами ходил тогда хранитель пасеки, пчеловод: были ли это кавказские пчелы или пчелы-карпатки, отличающиеся более мирным нравом. Я же всегда имел и имею дело только с русской (среднерусская порода – по классификации министерства сельского хозяйства СССР) пчелой, которая по описаниям отличается большей злобливостью, чем ее кавказские и карпатские сестры.

Эта злобливость или агрессия среднерусской пчелы кого-то и пугает, и именно поэтому некоторые мои знакомые пчеловоды вполне сознательно "извели" своих русских пчел-боровок и заменили их на переселенцев с Карпат. И теперь похваляются тем, что работают возле своих пчел, не опуская на лицо сетку со шляпы пчеловода.

Да, действительно, моя среднерусская пчела немного посерьезней и работать с ней, т.е. заглядывать в ее жилище, без защитной сетки на лице, я не решаюсь. И чаще это делаю не потому, что боюсь пчелиных укусов - я не хочу лишний раз провоцировать, раздражать своих пчел: одна единственная пчела, ударившая тебя, может тут же вызвать такую же агрессивную реакцию сразу многих пчел - запах яда, оставленного врагу, обычно является сигналом к отражению внешней агрессии: «Тревога! Все на защиту семьи!»

Вот эта самая агрессия пчел, и агрессия опасная не только для животных; но и для людей, и стала волновать меня, пожалуй, прежде всего, как только я поближе познакомился с пасеками, пчелами и пчеловодами... Нет, интерес к этой стороне жизни медоносной пчелы никак не был связан с моими личными опасениями (я человек вообще-то не из трусливых) - я прежде всего старался найти причины, вызывающие агрессию, а там и попробовать наладить с пчелами такие отношения, которые с их стороны не рассматривались бы как слишком враждебные.

Я уже упоминал, что наиболее злобной считается наша среднерусская пчела.,. Кто-то эту повышенную агрессивность, злобность, а точнее, ревностное отношение к целостности своего дома, своей семьи, своей жизни, не желание допустить сюда никакого врага, объясняет особыми, лесными условиями жизни нашей среднерусской пчелы: мол, у пчел, живущих в лесу, всегда был очень опасный враг-медведь, который мог забраться на дерево и вскрыть дупло, где поселились пчелы. Отсюда, мол, и реакция нашей русской пчелы на одежду из шерсти, на распущенные, не убранные под шляпу или платок волосы. И что особенно интересно - реакция на позу человека, находящегося неподалеку от улья, а то и просто на пути пролета пчел...

Волосы, убранные тщательно под платок или под шляпу пчеловода - это правило я обязательно соблюдаю возле своих пчел, а потому всем желающим навестить мой сад и моих пчел предлагаю все-таки одеть на голову приготовленные для такой дели шляпы. И тут я беспокоюсь не столько о безопасности своих гостей, сколько о мирной обстановке на пасеке.

Действительно, если пчела почему-либо решает атаковать, прогнать вас прочь, то, как правило, эта атака бывает направлена именно на вашу голову, не прикрытую головным убором, или на волосы, выбившиеся из-под головного убора.

Обычно такое же «внимание» проявляют пчелы и к одежде из шерсти и меха. Шерстяная кофта, свитер, тренировочные брюки из шерсти, меховая оторочка-воротничок - моя пчела, обнаружив в вас врага и желая атаковать-прогнать прочь, нацеливает свою атаку прежде всего на эти части вашей одежды.

Поза человека и реакция пчелы?..

Только-только прибыв на Ярославщину, я поинтересовался у своего соседа: держит ли он пчел? В ответ услышал: «Ну, их к бесу - пропалывать грядки не дадут»... И вправду, я могу спокойно ходить возле ульев, когда не преграждаю собой пути лета пчел ( эти свои дороги-коридоры пчелы порой очень ревностно охраняют), могу достаточно долго оставаться на одном месте, наблюдая за жизнью того или иного улья, но стоит нагнуться над грядкой с овощами, заняться той же прополкой, как тут же над тобой появляется пчела-охранник и начинает носиться кругами, стараясь то ли найти у тебя более уязвимое место, то ли таким образом прогнать тебя прочь.

Отмахиваться от пчелы бесполезно и опасно - обычно в ответ на такую вашу реакцию следует тут же удар пчелиной «шпаги». Надо подняться во весь рост и замереть на какое-то время, не двигаться. И пчела-охранник, хотя и продолжит угрожающе носиться над твоей головой, но ее атакующие круги станут шире. И тут ты можешь, не торопясь, покинуть опасное место. Пчела обычно отстанет и успокоится...

Участок земли, принадлежащей мне, узкий, шириной около20 метров, а длиной под 200 метров - эдакий проспект-коридор. Часть участка, где у меня сад, пчелы и огородные грядки, я обнес забором, а остальную, большую часть принадлежащей мне земли оставил под картофельное поле и дикорастущие травы. От картофельного поля до моих ульев что-то около 100 метров, причем между картофельным полем и пчелами - сливы, вишни, яблони и достаточно высокий забор, т.е. пчелы, отправляясь за взятком вдоль моей усадьбы-проспекта, вынуждены так или иначе достаточно высоко подниматься над землей и набранную высоту они обычно и выдерживают вдоль всей моей усадьбы, так что человек, находящийся на картофельном поле, вроде бы никак не мешает полету пчел на пастбище.

Правда, на обратном пути пчела, собравшая нектар, становится потяжелей и летит пониже, но все равно и тут пчелы никак не наталкиваются на человека, занятого работой на картофельном поле. Тем более, что человек, окучивающий, пропалывающий свою картошку или добывающий с помощью лопаты урожай из земли, а потому совсем низко склонившийся над землей, уж никак не оказывается для пчел каким-либо препятствием. И тем не менее именно тут, возле моей картошки, пчелы и досаждают мне другой раз больше всего...

На картофельное поле я отправляюсь обычно в то время, когда у пчел начинается активный лет на пастбище - пчелы идут за взятком. Обратно возвращаются тяжелые - в таком нагруженном состоянии пчела, как правило, совсем не агрессивна.,. Но вот солнце повыше, ближе к полудню, лет пчел на пастбище становится слабым и тут-то как раз без каких-либо видимых причин возле тебя оказывается чрезвычайно возбужденная пчела, которая почти тут же старается ударить тебя в голову, в спину... Ты выпрямляешься во весь рост, пчела вроде бы немного успокаивается, но не отстает. Снова склоняешься над землей, и пчела тут же бросается в атаку. А рядом с ней появляются вторая, третья, а то и четвертая ее сообщницы.

С картофельного поля надо уходить. Пережидаешь какое-то время в доме, в помещении, надеваешь на голову шляпу пчеловода, даже опускаешь на лицо сетку и снова принимаешься за работу. И снова, как только ты склоняешься над землей, появляется пчела, за ней другая, и они норовят ударить тебя. Но уже целят не в голову - голова закрыта шляпой - ударить могут в спину, в руку.

Безусловно, острая реакция была и здесь на человека, склонившегося над землей и вроде бы напоминавшего собой некое четвероногое существо. Может быть, это, действительно, память через века, память генетическая, нашей лесной пчелой тех бурых охотников за медом, которые постоянно промышляли когда-то возле дуплистых деревьев, где селились пчелы?

Но мне интересны тут и другие обстоятельства... Работающая пчела, летящая на пастбище и находящая там нектар и возвращающаяся обратно с добычей, совсем не обращает внимания на меня - медведя... Но вот солнце, полуденная жара. Пчелы возвращаются обратно почти без взятка... Возможно, именно такие пчелы и «вспоминают» тут своих прежних четвероногих обидчиков - другого занятия у них сейчас вроде бы и нет...

Скорей всего все это именно так, ибо занятые делом пчелы весьма и весьма покладисты - именно в это время, когда пчела хорошо работает, когда несет и несет в улей взяток-нектар, и работаю я с пчелами, заглядываю в их жилища и, как правило, не встречаю особого сопротивления. Но вот заканчивается утренний лет-взяток, и пчелы настораживаются. И здесь я придерживаюсь своего правила: «Не трогать пчел, не работать с ними, когда они этого не хотят!» Поэтому все работы с пчелами я и планирую на утренние часы и обязательно при условии неплохого взятка.

Днем пчел я стараюсь не беспокоить . Можно поработать с пчелами и поближе к вечеру, когда спадет жара и пчелы снова могут отправиться за взятком. Но тут обычно взяток не столь богат, как утром, после ночной росы (исключение обычно составляет тут только взяток с цветущей липы, которая щедро делится о пчелами нектаром именно в вечернее время).

Нередко мои знакомые пчеловоды жалуются, что пчелы, мол, в этот раз слишком злые. Действительно, например, жаркое лето с плохим взятком не способствует мирному поведению пчел. Но это лишь основа для возможного агрессивного поведения: плохо пчеле, не беспокой ее, оставь в покое. Но мои знакомые, что жалуются на злых пчел, обычно не особенно задумываются тут: надо им, захотелось посмотреть пчел и они принимаются за свое дело. Пчела и так в плохом настроении, а тут еще человек досаждает. Ну, скажите, как в таком случае не стать злым...

Еще хуже, если пчеловодством занимается человек, не живущий рядом со своим пчелами. Такие пчеловоды, работающие на своих пасеках наездами, к сожалению, у нас есть. Живет человек в райцентре, а пчел держит у какой-нибудь старушки в дальней деревне (здесь и медосбор получше!). Вот и навещает такой пчеловод-кочевник своих пчел только в удобное для него время. Облечется с ног до головы в защитные латы и «трясет» пчел, не смотря на все их протесты. Пчелы взводятся до предела, атакуют врага, стараются пробить одежду; перчатки, оставляя на одежде яд, а запах яда вызывает к атаке все новых и новых пчел.

Завершит свое дело такой пчеловод, покинет нашу деревню, а пчелы-то не успокаиваются. Они продолжают искать врагов. И находят соседей через дом, через два, через три... Ребятишки, отдыхающие у нас в деревне по лету, это обстоятельство давно подметили и не однажды ни с того ни с сего покусанные пчелами, взвинченными пчеловодом-кочевником, определили для себя опасное время: «Пчеловод сегодня явился, теперь три дня в проулок не выходи.»

Могу отчитаться: даже в самые неудобные для пчел годы (засуха, жара и, как следствие, отсутствие постоянного взятка), когда мои знакомые пчеловоды особенно жаловались на своих злых пчел, порой вообще не подпускавших их к ульям, я обычно никак не страдал от своих подопечных - чаще всего не знал тут ни одного незаслуженного укуса, ибо твердо придерживался все того же самого правила: «Не трогай пчел, когда они этого не хотят».

Может быть, именно такого правила придерживался и хранитель пасеки у Белоомута, на краю Мещеры, где впервые встретил я настоящий мир, в котором жили и пчелы, и человек, и собака, и лошадь...

Но бывают события в жизни пчел и человека, когда установившийся мир все-таки нарушается, как бы ты этого ни хотел...

Обычно каждая пчелиная семья, не плохо перезимовавшая и быстро набравшая по весне силу, уже в мае начинает задумываться о возможном расселении по округе. В таких случаях говорят, что семья входит в роевое состояние: она накапливает большое количество молодых пчел, не занятых работой в улье, а поскольку хорошего взятка в это время еще нет, то и не загруженных работой на пастбище. Вот такие, накопившиеся в семье, молодые, безработные пчелы и отправляются однажды путешествовать по округе в надежде обосноваться на новом месте, устроить новую семью. Тут вместе с молодыми пчелами отправляется путешествовать и старая матка-царица, родная мать этих самых пчел.

Пчелы, собравшиеся в такое путешествие, и составляют собой т.н. рой, который в определенное время покидает родной улей и обычно перед тем, как отправиться в дорогу, садится или, как говорят, прививается, где-нибудь неподалеку от своего прежнего жилища.

Привиться , сесть, рой может, например, на ветку, сук яблони, на стволик вишни. Рой, привившейся к горизонтальной ветке, суку или к склоненному к земле стволику садового деревца, обычно собирается очень компактно - он напоминает тут собой большую каплю воды, которая пока только накапливается на ветке перед тем, как упасть вниз. Большая часть капли-роя еще на ветке дерева, но нижняя его часть уже свисает достаточно далеко вниз. И тут пчеловоду остается лишь поднести к такой капле-рою роевню или ящик для сбора роя, а там резко, но коротко тряхнуть ветку, где привился рой, и почти вся масса пчел тут же оказывается в роевне ( ящике). В этом случае в роевне (ящике) вместе с пчелами сразу окажется и пчелиная матка.

Ящик устанавливается затем на земле под дерево, откуда только что был снят рой, ящик прикрывается крышкой, оставляют только небольшую щель и дальше ждут, когда те пчелы, что остаются пока на дереве, обнаружат, что матки среда них нет, и направятся в ящик (роевню), где уже сидит пойманный вами рой. Когда все пчелы роя соберутся в ваш ящик, вы можете сказать: «Все - рой собран!»

Обычно такая операция не занимает много времени – чаще всего одного часа хватает на то, чтобы всю эту работу закончить. Общение с пчелами тут происходит, как правило, мирно - пчелы, которых вы ловко стряхнули с ветки дерева, видимо, не успевают усмотреть в вас врага. Правда, и тут надо быть во всеоружии: при шляпе пчеловода, с опущенной на лицо сеткой и часто с перчатками из плотной ткани.

Куда хуже, если рой , покинувший свой улей, садится, прививается так, что вы разом не можете стряхнуть его в свою роевню... Например, очень любят рои прививаться к стволу той же яблоня - в этом случае рой как бы растекается по стволу, окружая его со всех сторон неким метровым-полутораметровым рукавом. Уж тут такой рой никак не стряхнуть с одного раза в роевню - тут пчел приходится собирать постепенно с помощью черпачка или большой деревянной ложки. Соберешь какое-то количество пчел, отправишь их в роевню (ящик), прикроешь ящик, чтобы не вылетели, и снова черпачком собираешь отроившихся пчел,

Ствол дерева, к которому таким образом, неудобно, привился рой, обычно не очень ровный, корявый, да еще как-нибудь скрученный, да еще рядом с ним и вдоль него тянутся какие-нибудь ветки - словом, сидит рой в самых что ни на есть джунглях-зарослях.... Вот тут-то и возникают порой у пчеловода сложности...

Именно такой, неудобный, рой и вышел однажды у моей соседки, Марии Андреевны Меркуловой, всю жизнь ходившей за пчелам и собиравшей свои рои другой раз вообще голыми руками, без всяких черпачков, ложек, не защищая руки никакими перчатками...

Как-то по утру пришли ко мне внуки Марии Андреевны: мол, так и так - бабушка вас к себе зовет. Прибыл я по приглашению и вижу: сидит Мария Андреевна на скамейке возле своего дома и поглядывает на одичавшую яблоню, что высится неподалеку. И там, на яблоне, поближе к вершине, распластался, разлегся по нескольким ветвям сразу очень приличный рой...

Я подумал, что Мария Андреевна собирается просить меня снять для нее этот рой - пасеку свою она только-только начала восстанавливать после погрома, который устроил у нас совсем недавно хищный клещ варроа ( почти все пчелы в округе этими клещами были уничтожены). Но добрая женщина, зная мои страдания (я тоже оставался без пчел - только-только прибыл на новое место, на Ярославщину, и почти тут же потерял все свои семьи, привезенные сюда с севера), определила этот богатый рой именно мне... Я снял в конце концов этот рой и готов был отдать его хозяйке, но подарок есть подарок, за который я вечно буду благодарен доброму человеку - с этого роя настоящей среднерусской пчелы к пошла дальше вся моя нынешняя пасека... Но сначала было вот что...

Снимать рой помогал мне мой гость-товарищ. Он оставался внизу, под яблоней, возле ящика, в котором находились рамки о сушью ( сушь - это рамки с пустыми пчелиными сотами). Я же, надев шляпу пчеловода и опустив на лицо сетку, осторожно поднялся по стволу яблони к пчелам, держа в руке легкое жестяное ведерко-подойник (на 10 литров жидкости), В ведре был ковшичек, чтобы собирать пчел, и веревка, на которой я намеревался опускать ведро с пчелами вниз своему товарищу... Операция выглядела примерно так: я собирал часть пчел роя в ведро и быстро, чтобы пчелы не успели разлететься, опускал ведро вниз. Мой помощник это ведро принимал, высыпал пчел в ящик на рамки с сушью и закрывал ящик крышкой, чтобы пчелы оставались на месте и ждали, когда к ним будет доставлена ихняя матка.

Когда рой висит на ветке (на суку) эдакой набухающей каплей, определить, где находится матка, не очень трудно - она обычно в середине "капли". Но если 'рой «растекается» по стволу дерева или распластывается сразу по нескольким ветвям, то местонахождение матки в этом случае определить трудней... Задача же пчеловода, снимающего рой: как можно скорей снять вместе о пчелами матку и отправить ее в роевню ( ящик) - тогда пчелы из роевни (ящика) уже никуда не разлетятся.

Вот и определял я, где прежде всего искать мне матку, откуда прежде всего собирать ковшичком пчел, не слишком удобно для меня разместившихся среди жестких ветвей одичавшей яблони. Простора для маневра у меня почти не было. Шляпа, одетая на голову, того и гляди, могла зацепиться за какой-нибудь сучок... И такое случилось... Я повел головой, и сетка, прикрывавшая мое лицо, поползла вверх с правой щеки... И тут же пчелы, уже потревоженные мной, уже насторожившиеся, готовые к отражению агрессии, бросились в атаку. Я ухватил рукой сползающую с лица сетку, вернул ее на место, и тут вся ярость моих будущих подопечных обратилась на мою руку, удерживающую спасительный головной убор.

С большим трудов сохраняя видимое спокойствие, я опустил вниз на веревке ведро о ковшичком и каким-то количеством пчел и, стараясь не потерять по дороге шляпу-защитницу, как можно, поспешнее спустился о дерева. Но пчелы не приняли мой отходный маневр за сигнал к миру. Они все еще хозяйничали под сеткой моей защитной шляпы, а главное, облепили мою правую руку сплошной жалящей массой.

Признаюсь: тут я уже побежал - побежал к бочке с водой, стоявшей возле дома. И только опустив правую руку в воду и скинув с себя шляпу вместе с развоевавшимися пчелами, почувствовал некоторое облегчения...

Как ни странно, правая щека, изрядно побитая пчелами, меня меньше всего беспокоила, а вот рука, распухшая до локтя, и почти потерявшие подвижность пальцы давали о себе знать довольно-таки долго... Но как помнилось мне: в подобных случаях должна вроде бы помогать пострадавшим самая обычная водка - всего100 - 150 граммов. Такое снадобье дома, к счастью, оказалось и, очень может быть, помогло в том случае и мне. Но лекарство-водка была уже потом, после того, как злополучный рой был все-таки снят о дерева и благополучно доставлен к новому месту жительства.

Чуть-чуть придя в себя, отмывшись и вытряхнув последних пчел из шляпы, я снова вернулся к рою, засевшему прочно на довольно-таки высоком дереве. Правда, в этот раз я не полез к пчелам, а, получив от хозяйки согласие, опилил осторожно один из суков яблони, где засели пчелы. Мы осторожно спустили спиленный сук вниз, на землю и, как положено по классическим правилам пчеловодства, разом отряхнули рой в приготовленный для него ящик.

Пчел в рое оказалось много - они сразу заняли вое 12 рамок о сушью, что были в ящике. Рой я пересадил в приготовленный для него улей, добавив еще две рамки с вощиной (улей был рассчитан на 14 рамок).

События эти происходили в самых последних числах июня, а уже в начале августа я вынул из улья, куда был посажен знаменитый рой, четыре полновесные рамки о медом, оставив пчел на зиму на 10 рамках - запаса собранного здесь меда вполне хватило и на зиму и на начало весны. Пчелы отлично перезимовали и уже в конце мая отпустили первый рой. Этот рой я благополучно поймал и поместил в приготовленный для него улей, который так и поименовал - "Первый рой".

За первым роем моя перезимовавшая семья, ставшая далее родоначальницей всей моей нынешней пасеки, отпустила еще и второй, и третий рой. Моя пасека сразу увеличилась на три семьи, и только с одной из этих семей я не стал собирать медовую дань - две же другие и сама семья-родоначальница одарили меня без всякого ущерба для себя отличным медом, собранным с кипрея, лугового василька, пустырника, луговой герани, лопуха и осота...

***

Еще не так давно клещ варроа якобсони обитал только в своих персональных владениях - в Юго-Восточной Азии, досаждая там местным пчелам индийской породы, но досаждая, видимо, не так сильно, ибо эта самая индийская пчела продолжала жить и успешно размножаться в своих "палестинах". Может быть, история клеща варроа и не вышла бы за границы Юго-Восточной Азии, если бы однажды этот паразит, живущий за счет пчел, не попал как-то однажды в нашу страну. А здесь просторы и вызванная, видимо, именно сим обстоятельством наша традиционная беспечность: мол, что нам какой-то там заезжий паразит - словом, весьма благоприятная почва для любого гастролера, и скромное существо, перебивавшееся совсем недавно только с хлеба на квас, разошлось, рассвирепело и принялось уничтожать наших пчел пасека за пасекой...

С пасеки на пасеку клеща доставляли сами пчелы. Сами по себе рабочие пчелы, отдалявшиеся от своего улья всего на несколько километров, скорей всего не смогли бы стать для клеща варроа слишком мобильным транспортом. Клеща переносили на себе по большой части трутни, мужские особи пчелиной семьи, существа вольные, разгульные, что отправлялись на поиски любовных приключений уже за многие километры от родного улья, да еще и не всегда возвращавшиеся после своих амурных походов к себе домой - подвернется по пути чужое жилище, и оно сойдет для ночлега, благо по летнему, счастливому для пчел времени этих самых трутней пчелы радушно принимали...

Переносили на себе клещей и пчелиные рои, способные улетать со своей пасеки порой за десятки километров. Словом, транспорт для клещей-гастролеров, обернувшихся для наших пчел смертельной опасностью, был готов. И очень скоро эти самые клещи варроа заполонили собой почти всю нашу страну, изводя местами пчел, буквальным образом, под корень. И только отдельные островки жизни, удаленные на многие километры от остальной пчеловодческой территории, продолжали хранить своих пчел в чистоте, не зараженными варраотозом,,. Вот оттуда, с такого благополучного пока островка, сохранившегося где-то между Карелией и Финляндией, и привезли мне два "пакета" ( две семьи) пчел среднерусской породы.

Было это в самом конце восьмидесятых годов, когда с клещом наши пчеловоды уже более-менее познакомились и даже стали подумывать, как с этой опасностью бороться... К тому времени я жил все еще кочевой жизнью: зиму проводил в Москве, а в самом начале весны отправлялся в свой собственный дом, что до сих пор еще стоит на берегу озера Пелусозеро, почти на самой границе между Пудожским районом Карелии и Архангельским Каргопольем. Там, посреди северных лесов, и дожидался я всякий раз начала новой зимы, а дальше перебирался от северных холодов в столицу... Ну, какое, скажите, пчеловодство, какие пчелы могут быть при таком кочевом образе жизни?..

Тогда я еще не представлял себе до конца, как устроить на зиму пчел, остающихся без присмотра человека почти на полгода, а потому и гнал прочь от себя давнишнюю мысль-мечту: заняться пчеловодством.

Хотя эту мысль я и гнал от себя, но не скрывал от друзей-товарищей. И вот однажды мой добрый друг, отвечавший в то время за охрану лесов, во время своего воздушного патрулирования завернул ко мне в деревушку и выгрузил из своего вертолета груду деталей из дерева, сопроводив свой подарок такими словами: «Собирай срочно ульи - на днях привезу два пакета пчел».

Что такое ульи, я , конечно, давно знал и без особых ошибок собрал из переданных мне деталей два улья системы Дадана... А там очень скоро прибыли и сами пчелы...

Если улья доставили мне оперативно - по воздуху, то пчелы тряслись в дороге куда дольше: железная дорога, водный транспорт через Онежское озеро, а там еще километров сто от Пудожа до моей деревушки. И тут уж винить было некого: одна семья в дороге сильно пострадала - пчелы, как говорят в таком случае, запарились. А другая – добралась вполне благополучно.

Так и началась у меня совсем новая жизнь... Теперь, просыпаясь по утрам, я прежде всего спешил к своим пчелам: как они? Теперь каждый цветок, каждая травинка тянула меня к себе прежде всего с точки зрения интереса к этому цветку, к этой травинке моих пчел. И в моем дневнике, конечно, тут же появились новые фенологические сведения: цветет луговой василек, цветет кипрей и т.д.

Пчелы чувствовали себя в моем хозяйстве, видимо, не очень плохо. Семья, потерявшая в дороге силу, но сохранившая матку, быстро оправилась, а семья, прибывшая ко мне без потерь, принялась роиться.

Пчел я завел в самом конце июня и, конечно, не очень задумывался о том: будут ли мои пчелы отпускать рои - вроде бы получалось поздновато для роев. Но тем не менее моя сильная пчелиная семья, поселившаяся в улье, окрашенном в синий цвет, а потому и получившая название "Синий улей", вдруг отпустила рой. И случилось это именно тогда, когда меня, конечно, не ожидавшего в конце июля никакого роения, не было дома.

Свидетелями происшествиям были моя жена и мои соседи по деревне. В их передаче все случившееся выглядело примерно так: из улья вдруг стало выходить много-много пчел, пчелы поднимались вверх, образовывая большое облако, накрывшее почти весь наш садик, затем это рыхлое облако сжалось в более-менее плотный шар диаметром до полутора метров и, не присаживаясь, не задерживаясь нигде, напрямую полетело куда-то на северо-запад.

Итак, первый рой, отпущенный моим "Синим ульем», улетел в лес, в тайгу. Улетел сразу, не присаживаясь, не дожидаясь, когда пчелы-разведчицы найдут для него подходящее дупло. Значит, новое местожительство рою было заранее известно - значит, еще до роения пчелы все разведали и точно знали, куда им лететь. Значит, в наших местах, в нашем лесу, в тайге, где, видимо, и не было никогда никаких диких пчел, теперь могла поселиться первая дикая пчелиная семья.

С этой мыслью я нетерпеливо дожидался весны и по весне предпринял попытку поискать своих беглянок...Нет, совсем не для того, чтобы вернуть обратно - я очень надеялся, что пчелы благополучно переживут зиму и останутся здесь на поселении.

По весне, как только-только пришла пора цвести иве, я отправился вверх по нашей речушке, вдоль которой как раз и тянулись заросли цветущей ивы. Здесь, на берегу речки, под защитой стены еловой леса, был свой микроклимат - здесь было уже настолько тепло, что пчелы вполне могли собирать нектар с цветов. У меня дома, на берегу озера, еще стояла стужа. По озеру еще лежал хотя и совсем раскисший, но все же лед. С озера дул жесткий ледяной ветер, и мои пчелы, уже вынесенные после зимовки в садик, еще не слишком смело выглядывали из своих летков на божий свет. Да и ива на берегу моего озера пока не начинала цвести.

Вот и искал я пчел по теплому берегу нашей речушки, защищенной со всех сторон от холодных ветров и уже встретившей щедрое весенней солнце, И , честное слово, видел я тогда настоящих медоносных пчел возле цветов ивы - правда, не очень много, но видел... Значит, надежда на то, что улетевшие от меня в тайгу пчелы все-таки пережили зиму, пока не погасла...

Конечно, можно было и поточней узнать о судьбе того, улетевшего в тайгу, роя, можно было довольно точно установить, откуда именно прилетали сюда, к цветущей иве, что росла на берегу речки, эти самые пчелы. Можно было и поискать их жилище. Для этого стояло только взять немного меда, развести его густо водой, а затем побрызгать этой густой медовой водой (сытой) ветки той же ивы, где ты заметил пчел. И тогда пчелы тут же обнаружат присутствие меда и станут его старательно собирать. А заполнив твоим угощением свои зобики, отправятся к своему жилищу и точно проинформируют своих трудолюбивых сестер, где именно обнаружили они богатую добычу. И очень скоро почти все рабочие пчелы одичавшей семьи появятся здесь, возле твоей ивы, где ты разбрызгал медовую воду, а собрав сыту, полетят обратно, домой, полетят друг за другом и образуют в полете тот самый «ручеек»-вереницу, по направлению которого ты точно узнаешь, в какой стороне находится жилище этих пчел-сборщиц.

Прием этот обычный для пчеловодов, разыскивающих дупла диких пчел. Прием этот почти безошибочный. Но я от него отказался - мне бы до достаточно знать, что пчелы есть, живы. К тому же я еще мог сомневаться: а вдруг здесь, по речке, собираются не те пчелы, которые улетели от меня - может быть, сюда прибыли мои, домашние пчелы - пока я путешествовал, они могли осмелеть и отправиться на разведку...

Так уж получилось, что довольно скоро я оставил свой дом на берегу Пелусозера и перевез на Ярославщину своих пчел. Теперь мои пчелы уже не могли помешать поиску точного ответа: жив ли, здоров ли улетевший от меня рой, и я просил всех своих друзей-знакомых, которые вместо меня стали навещать по летнему времени мое прежнее жилище, посмотреть: нет ли где на цветах медоносных пчел. И такую информацию я нет-нет да и получал: пчел видели. А поскольку об этом рассказывали мне люди, имеющие неплохое биологическое образование, постольку я и был склонен верить, что тот рой, улетевший от меня по лету 1989 года, видимо, как-то устроился в тайге...

Следом за первым роем "Синий улей» отпустил второй и третий рой... Здесь я уже встречал событие во всеоружии, да и рои никуда не собирались сразу улетать - они очень удобно для меня привились соответственно к забору и к кусту смородины и после моих недолгих хлопот оказались в приготовленных для них ульях и тут же принялись за работу, благо не весь кипрей (иван-чай) заросли которого окружали нашу деревушку, еще отцвел.

Но кипрею оставалось одаривать нектаром моих пчел совсем недолго - еще совсем недавно сплошь залитые фиолетовым цветом заросли кипрея начинали седеть, одевались на глазах вместо недавних цветов пухом, и я основательно беспокоился, что мои поздние рои останутся на зиму без меда...

Сейчас, когда на моей памяти было столько разных роев, еще удивительней вспоминать, что свой второй и третий рой "Синий улей" отпустил уже в первых числах августа. И если в Средней полосе России это время обычно считается почти безвзяточным, т.е. в это время пчелы почти не приносят в ульи нектара, то как оценивать решение моих пчел, живущих посреди северной тайги, отроиться в это самое время - ведь вот-вот нагрянут холода и о всяких цветах сразу придется забыть до нового лета?!

Что это? Слабоумие пчелиной семьи, решившей так поздно роиться? Или программа жизни моих пчел была как-то подпорчена, сдвинута, искажена длительным путешествием, которое им пришлось совершить?.. Так или иначе, только такие поздние рои определенно погибли бы уже в начале зимы, если бы не помощь человека.

Как только отцвел кипрей, принялся я скармливать своим поздним роям имевшийся у нас в запасе сахар - скормил все до крошки. Но этого было явно мало - на семью надо было скормить хотя бы по 10-12 килограммов сахарного песка. Но в местных магазинах этого продукта в то время не было, и мне пришлось срочно затребовать сахарный песок из Москвы.

Необходимый моим поздним роям продукт мне оперативно доставили по почте, которая в то время работала почти безотказно. И в конце концов кормами я более-менее обеспечил своих питомцев до самой весны... Но мне еще предстояло решить для себя главную задачу: как убрать пчел на зиму, как оставить их здесь без присмотра до теплых весенних дней?..

Какое-то представление о том, как зимуют пчелы,, я к тому времени, конечно, имел, а потому с наступлением холодов поднял ульи с пчелами на потолок, под крышу, и устроил вокруг ульев ограждение из досок, т.н. кожух, и все пространство между стенками кожуха и ульями заполнил мхом-сфагнумом, который заготавливал на ближайшем болотце, а затем день и ночь сушил в бане.

Словом, пчелам по зиме должно быть тепло» А чтобы в ульи мог поступать свежий воздух и пчелы при желании могли бы «высунуть нос наружу» , от щели-летка в каждом улье до соответствующей щели-летка в стенке кожуха была устроен из фанеры небольшой коридорчик-переход, который и отвечал за связь улья с внешним миром.,. И надо скзаать, вое мои четыре семьи перезимовали под крышей дома отлично. В ульях почти совсем не было погибших за зиму пчел, подмора, было сухо, чисто. Зимовала каждая моя семья на 12 рамках- гнезда я не сокращал. Улья обычные, стандартные на дадановскую рамку размером 470 мм на 300 мм... Для специалистов подчеркну, что свободное пространстве между дном и рамками было небольшим, стандартным - около 25 мм, т.е. зимовали мои пчелы в помещениях весьма ограниченного объема.

К своему хозяйству я прибыл 9 апреля. На улицу уже вовсю попахивало весной. И пчелы под крышей уже беспокоились - выбирались из летка наружу.

Я тут же приготовил подставки под ульи, разбросал снег вокруг того места, куда собирался выставлять пчел, опустил ульи с потолка на улицу, и пчелы тут же выбрались на божий свет и очень активно облетались, очистились после зимнего полуоцепенения. Все нормально!

Вот так удачно и закончился мой первый опыт содержания пчел при отсутствии контроля за ними в зимнее время...

Новое лето, новые переживания и радости. Лето худое, холодное. В этот раз из четырех моих семей рой (и всего один) отпустила только одна моя семья.

Рой очень удобно привился, был благополучно снят и помещен в приготовленный для него улей. На этот раз улей я дела сам. Он был чуть побольше моих прежних ульев - теперь в гнезде улья было 14 рамок и рамки были приподняты ото дна не на 25 мм, а на 50 мм - помещение для пчел было попросторней.

Итак, лето 1990 года я заканчивал о пятью семьями. И здесь все было пока ясно, как распорядиться, как устроить пчел на зиму – конечно, прошлогодний опыт я повторю... Но случилось непредвиденное - мне надо было вернуться в Москву уже в первой половине сентября... Как устроить пчел в этом случае?

Перед зимой убирают пчел, уже отошедший к зимнему сну, а в начале осени пчелы еще бодрствуют, летают. Попробуй переставь тут улей с места на место... То место, где стоит сейчас твой улей, пчелы запомнили еще с весны - они прочно запоминают то место, откуда по весне совершили свой первый после зимы полет, и теперь никак не согласятся с какой бы то ни было перестановкой. Переставишь улей, откроешь летка, выпустишь пчел на волю, выберутся они из улья, а вернутся обратно не в улей, а на то место, где этот улей прежде стоял... Словом, в начале сентября пчел мне вроде бы никуда и не убрать. Тем более никак не убрать их для зимнего сохранения под крышу дома. Пчелы еще активны - они станут выбираться из ульев, искать выход на волю из темноты чердака, а выбравшись как-то из-под крыши навстречу свету, не смогут вернуться обратно, не найдут дорога к своим ульям, что остались на потолке дома, под крышей, в темноте... Словом, положение совсем безвыходное,..

Я долго ломал голову, как быть, что делать, пока не вспомнил одного старичка-пчеловода, который держал своих пчел прямо в доме...

Старинные северные дома, на две половины, а то еще и в два этажа, и сейчас еще кое-где остаются в полном здравии. Вот в таком доме-крепости, на две половины, и проживал мудрый старик, занимавшийся пчелами: в одной половине дома он жил сам, а в другой держал пчел.

Держал пчел, как и положено у пчеловодов - каждая семья в своем улье, но только ульи эти стояли не на улице, а в доме, во второй его нежилой половине, стояли вдоль стен. В стенах были пропилены щели-летки для пчел и между этими щелями-летками в стене дома и летками самих ульев старичок-пчеловод соорудил почти точно такие же коридорчики-переходы, какие устраивал я, соединяя летки своих ульев, размещенных на зиму в кожухе, и летками-щелями в стенках кожуха. Т.е. пчелы, живя в доме, имели возможность без разрешения хозяина выбираться наружу и возвращаться обратно, когда им угодно. Здесь, в доме, пчелы находились и летом и зимой, здесь зимовали и по весне также, в удобное для них время, отправлялись в свое первое весенние путешествие и облетывались после зимней жизни, не дожидаясь, когда хозяин выставит их на улицу.

Такой вариант устройства пчел мне вроде бы вполне подходил: в этом случае мне не надо было торопиться по весне к своим пчелам, чтобы вовремя выставить их в садик - они сами решали бы, когда им лучше первый раз выбраться на улицу, В этом случае и расставаться о пчелами можно было почти в любое время: летают себе и летают, когда надо будет, сами закончат свою активную летнюю жизнь и устроятся на зиму... Все это так. И устроить своих пчел подобным образом я мог бы довольно легко. Но вот беда: начинать подобное переустройство жизни своих подопечных я мог только тогда, когда они прекратят активный образ жизни и начнут собираться в зимний клуб, в состоянии которого и проведут затем все зимние месяцы...

А как быть сейчас, когда пчелы еще вовсю летают, что-то ищут, что-то носят домой?..

И все-таки я приготовил все для того, чтобы устроить своих пчел в доме по примеру мудрого старика-пчеловода: пропилил мотопилой в стене дома щели-выходы на улицу (летки для пчел), приготовил для каждого улья коридоры-переходы по которым пчелы могли бы легко попасть из улья на волю и вернуться обратно. Оставалось только доставить сюда, к щелям в стене дома, сами ульи с пчелами...

Помогла мне здесь, конечно, в первую очередь погода... С неделю лил дождь, стояли холода - пчелы вое это время не выбирались из ульев. И в конце такой, неудобной для работы пчел, недели я все-таки решился: закрыл летки в улье, который собирался принести в жертву эксперимента, перенес улей в дом, поставил его летком напротив пропила в стене дома, соединил леток улья с пропилом в стене посредством коридорчика-перехода и прежде, чем выпустить пчел на волю, укрепил снаружи дома, у самой щели-летка в стене, сосновую ветку, которая немного загораживала щель-леток. Так что пчела, собравшаяся отправиться в полет, волей-неволей наткнется на это препятствие. А встретив подобное препятствие при выходе из летка, пчел обязательно станет осматриваться, прежде чем отправиться в полет. А осматриваясь, запомнит новое место и почти всегда при осмотре такого неожиданного для нее препятствия хоть немного да подзабудет прежнее месторасположение улья...

Словом, эксперимент начало. И надо сказать, что часть пчел, выбравшихся наружу и полетавших кругами возле мешавшей им ветки, исправно возвращалась в свой улей... Ура! Эти пчелы, видимо, уже никуда не улетят - они вернутся обратно, приняв новое место.

Но какая-то часть пчел, немного покружив возле незнакомого им летка, летела прочь. И скоро я обнаружил, этих слетевших пчел как раз там, где совсем недавно стоял их улей.

Там, где ранее стоял улей, с которого и начался мой эксперимент, я предусмотрительно оставил небольшой ящик с летком-прорезью, расположил ее точь-в-точь на месте бывшего здесь улья и теперь часть пчел, выбравшаяся из перенесенного мной улья, забиралась именно в мой ящик-ловушку.

Этих пчел я доставлял к их новому месту жительства и осторожно отправлял в щель-леток, устроенный в стене дома. И пчелы шли через этот деток в свой старый улей.

Так повторялось несколько раз. И через какое-то время пчел на прежнем, старом месте , в ящике-ловушке стало собираться совсем немного. К вечеру я вернул в улей последних заблудших пчелок, убрал ящик-ловушку, убрал подставку под улей и на следующий день пчел, собиравшихся, как вчера, на месте, где до этого стоял перенесенный улей, уже не обнаружил... Правда, две-три пчелы нет-нет да и показывались здесь, но они уже не присаживались на траву, на землю, а, покружившись немного, куда-то улетали.

Так и завершилось это великое для меня переселение - все семьи были благополучно определены на новое месте , в доме. Над летками-щелями снаружи стены дома я прикрепил небольшие козырьки, которые должны были защитить эти летки-щели от того же снега, который по зиме мог забить ход в улей. А дальше, понаблюдав еще раз, как спокойно, уверенно выбираются мои пчелы из дома на улицу и так же спокойно возвращаются обратно в свой улей, пожелал своему хозяйству всего самого доброго и расстался со своим домом, со своими пчелами до весны...

На следующий год я вернулся на берег своего озера только в начале мая, когда пчелы должны были давно облететься и уже разыскать цветущие ивы... Я, конечно, с беспокойством подходил к своему дому, приглядывался, нет ли где моих пчел. И уже перед самой деревней на большущей иве, украшенной яркими желтыми барашками, услышал и увидел много пчел... Конечно, это могли быть только мои пчелы - других пчел в округе ни у кого бвльше не было, а пчелы, улетевшие от меня два года тому назад в лес, судя по данным моей разведки, поселились достаточно далеко отсюда и уж никак не стали бы летать сюда за взяткам - в любом случае им хватило бы цветущих ив поближе к их жилищу.

И какое счастье я испытал, когда наконец увидел, как из щелей-летков, пропиленных для пчел в стене моего дома, одна за другой выбираются пчелы и летят, летят куда-то по своим делам. И тут же, возле щелей-летков уже толпятся вернувшиеся с работы пчелы. Я оставил свой рюкзак и смотрел, смотрел, как пчелы возвращаются домой, неся на лапках красивую золотистую обножку-пыльцу, собранную с цветущей ивы...

Светило солнце, на солнцепеке было очень тепло, и мой дом, сохранивший до весны всех моих пчел, гудел и гудел, как большой-большой улей...

Какую радость испытывал я тогда! Радость оттого, что удалось сохранить доверившуюся мне жизнь, сохранить, не нарушив, не сломав ее.

Увы, большая радость и большие неприятности часто идут рядом, друг с другом... Так получилось и у меня...

В этот раз я прибыл в деревушку, чтобы собрать вещи, приготовить в дорогу и увезти вместе с вещами своих пчел...

Это было весной 1991 года - привычная жизнь ломалась на глазах. Я чувствовали, что совсем скоро все, устроенное ранее, вот-вот рухнет, рухнут прежде всего транспортные связи и сюда, на берег Пелусозера, мне уже не удастся добираться так же легко, как совсем недавно. Предвидя все грядущие беды, я уже подыскал себе домишко на Ярославщине, в небольшой деревушке, вдали от шоссейных дорог, на границе двух районов, в окружении лугов и чудесного леса. И теперь, готовя в дорогу своих пчел, думал только о том, как доберутся они к новому местожительства. Как будут чувствовать себя там, где по соседству с ними окажутся пчелы, совсем недавно принявшие на себя удар клеща варроа, с большими потерями пережившие это нападение и теперь только-только приходившие в себя...

Мои друзья по Карелии, немного разбиравшиеся в пчелах, настоятельно советовали мне не возить пчел - мол, погибнут, побьет их варраотоз. Предлагали продать пчел здесь, на месте, а уже на Ярославщине купить новых... Но желающих приобрести пчел я не нашел. Да и подтачивал меня червячок, не верил я до конца мудрым советам: а вдруг проскочит... Хотелось мне сохранить своих самых первых пчел, пчел среднерусской породы, исстари разводимых в наших северных местах, не помешанных ни с какими другими породами...

Пчел я доставил на Ярославщину в целостности и сохранности, хотя добирались мы до нового местожительства почти трое суток. Прибыв на новое место, я прежде всего выставил своих пчел в саду. В то время как раз широко цвели яблони - все вокруг было белым-белым от яблоневого цвета. Вокруг яблонь сплошным золотым ковром цвели одуванчики. Я открыл летки ульев, и пчелы тут же оказались на цветах... Сад у моих соседей сразу ожил, заговорил, загудел от старания моих подопечных...

Лето оказалось не очень удачным для пчеловода – погода мешала хорошему взятку, но сколько-то меда пчелы все-таки заготовили и себя на зиму кормом обеспечили. Я радовался, не видя признаков никаких грядущих бед, и с легким сердцем устроил своих пчел на зиму - убрал ульи в кожух, привезенный вместе о пчелами из Карелии. По зиме я частенько навещал их и мог убедиться, что они живы и, судя по всему, здоровы. Но перед самой весной, просунув руку под подушку, которой было полужено утеплять, защищать гнездо зимующих пчел от мороза, я не почувствовал того тепла, которое ощущал при такой проверки всю зиму и которое и теперь должен был ощутить, если пчелы в улье оставались живыми... Но под подушкой был холод - почти такой же холод как и на улице...

Второй улей, третий, четвертый - и все без признаков жизни...

Уже отдавая себе отчет, что случилось самое неприятное, я приподнял с рамок прикрывающий их холстик и заглянул в улей: пчел на рамках не было - они погибли, осыпались на дно...

Это было похоже на "Летучего Голландца»: в ульях в достатке меда, но пчел на меде нет... Это была первая моя потеря, которую я принял возле своих пчел...

Весна приходила в этот раз без голоса пчел в моем саду, к которому я привык и без которого уже не мог больше обходиться.

Я понимал, что по весне никто из пчеловодов не продаст мне хорошей семьи: если пчелы хорошо перезимовали, то с ними обычно не расстаются. Отдают только слабые, негодные для своего хозяйства семьи. Но все-равно я раздобыл всеми правдами и неправдами немного денег и принялся искать, где купить пчел.

В конце концов две семьи пчел я доставил в свой сад. Стало немного повеселей. Но это были уже не мои прежние русские пчелы - здесь уже успели перемешать между собой и карпаток и кавказских пчел. Именно такие пчелы и достались мне. Одна семья, правда, быстро набрала силу и стала носить мед с цветущей липы. Другая скоро отроилась. Рой я поймал, устроил его на жительство в своем саду. Но сама семья, отпустившая рой, меня подвела - она потеряла молодую матку, которая, отправившись на свадебные игры, видимо, не вернулась почему-то обратно. Запасных маток у меня не было, и семью пчел я потерял.

По зиме подвела меня и та семья, что не роилась и работала хорошо на липе - по зиме и она потеряла метку, пчелы осиротели. Запасной матки у меня и тут не было, и с этой семьей в конце концов пришлось расстаться.

Оставался только прошлогодний рой - он вышел после зимы слабым, никак не желая набирать силу. Я пытался помочь ему, но успеха не добился. Казалось, что эти пчелы просто потеряли интерес к жизни - и такое бывает не только с людьми...

Развязка и тут была рядом и мне снова предстояло остаться совсем без пчел. И так бы случилось, если бы однажды на пришли ко мне внуки моей соседки, милой Марии Андреевны Меркуловой и не позвали бы меня к старушке, которая и подарила мне чудесный рой, с которого и началась дальше вся моя нынешняя пасека...

***

Конечно, клещ варроа не обошел в своем хищном нашествии и нашу Ярославскую землю, издревле славившуюся своим северным медом, и устроил здесь, буквальным образом, погром, местами уничтожив под корень все пчелиные семьи.

Такая судьба выпала и селу Сущеву, чуть в стороне от которого подыскал я для себя и для своих пчел еще в 1990 году новое пристанище.

Как рассказывала мне моя соседка, Мария Андреевна Меркулова, в Сущеве клещ извел всех пчел, а там отбыл куда-то дальше... Кто-то из местных пчеловодов было и забеспокоился, засуетился, принялся искать по округе, у кого остались пчелы, чтобы приобрести себе хоть какой-нибудь сиротский роек - плохо ведь оставаться без пчел человеку, чуть ли не с рождения приставленному к своему потомственному делу. Но оказались в Сущеве пчеловоды и помудрей, они успокоили своего товарища-торопыгу и приняли единогласно, видимо, единственно правильное в этом случае решение: повременить, не заводить пока новых пчел, обмануть клеща - пусть уйдет подальше от здешних мест...

Почистили пчеловоды свои ульи, вымыли их как следует горячим настоем печной золы (щелоком), просушили, прогрели на летнем солнце, но не убрали по сараям, а снова поставили ульи на прежние места в садах. И вроде бы и забыли о случившемся.

Прошел год без пчел, а на следующий год в один из пустых ульев залетел откуда-то рой. А там и второй... Словом, опять появились в Сущеве пчелы: а уж если у кого-то есть две-три семьи, то не останутся без пчел и соседи...

Но откуда после, казалось бы, всеобщего погрома, взялись эти рои? Какая семья их отпустила? Как и где убереглась она во время недавнего нашествия?..

Эти вопросы я задаю сейчас только для того, чтобы заинтриговать своих читателей: мол, пусть подумают, прикинут - поищут ответ. Для сущевских же стариков-пчеловодов ответ был готов еще до того, как в село после случившейся беды прилетели два первых роя. Знали они, что рои все-таки прилетят, а потому и не обирали никуда свои ульи.

А прилетели рои из села Астафьева, что километрах в двух от моей нынешней деревушки и километрах в шести от села Сущева.

Когда-то Астафьево было большим, красивым селом. Была там и церковь, и школа, были и ладные дома, и богатые сады, и пчелы в садах. В эту Астафьевскую школу когда-то отправлялись за самой первой грамотой детишки и из моей нынешней деревушки. Но не осталось Астафьева. Ушли из села люди, разобрали и увезли следом дома, разобрали и школу, стоявшую на красивом-красивом взгорке, среди дубов и яблоневого сада, над небольшим озерком-прудом. И остались от прежней жизни только сады, быстро одичавшие без забот человека, да прежняя церковь, правда, ухе без окон и иконостаса - уже вроде бы и не церковь, а какое-то полуразгромленное здание.

Правда, возле заброшенной церкви оставалось еще и кладбище, за которым следили, ходили родственники умерших... Странно было другой раз: видишь издали давно забытую людьми колокольню, полуободранную ржавую кровлю церковного купола, а подойдешь поближе и вдруг: ухоженные могилки, выкрашенные кресты, оградки, цветы возле крестов... А поднимешь голову к колокольне и обнаружишь, что не оставили старую церковь и птицы – из года в год устраивают на колокольне свои гнезда вещие птицы-вороны. Ну, а если приглядеться к кровле церковного купола, то обязательно заметишь в хорошую погоду, что сюда, к поржавевшей крыше, то и дело подлетают - да-да - самые настоящие пчелы. Летят они к известному только им отверстию-входу под кровлей другой раз сплошным ручейком - ведь вокруг церкви луга и луга, да еще какие, с какими чудесными травами. Вот и не приходится пчелам, поселившимся под кровлей церковного купола, далеко лететь за взятком.

Уж как устроились здесь прибывший когда-то в эти места рой - ведь вся защита у пчел от непогоды только лист железа. Как зимуют здесь пчелы? Как переносят наши холода?

Рассказывали мне, что и раньше находились такие охальные "храбрецы", что задумывали было добраться до святых пчел. Но все не получалось у них задуманное по тем или иным причинам... Как-то какие-то ухари-охотники даже стрельнули раза два по тому месту, откуда вылетали и куда возвращались обратно замечательные пчелы. Но и это не повредило скромным существам, которых берег сам Бог. А вот стрелки за свою стрельбу скоро поплатились... Один вскоре совсем спился, потерял облик человека и сейчас то ли где жив, то ли сгинул в чужом углу. И другого «охотника» тоже не ожидала большая радость - вскоре ушла от него жена и увела дочку... Словом, Бог шельму всегда метит.

Давно ли поселились пчелы под кровлей купола Астафьевской церкви, никто точно ответить на этот вопрос мне так и не смог... Мол, вроде бы чуть ли не всегда были там...

Вот отсюда, из Астафьева, и отпустили наши святые пчелы свои рои, с которых и пошло новое пчеловодство в селе Сущеве...

Конечно, отпускали свои рои святые пчелы и до нашествия клеща. Разлетались эти рои по разным пасекам, находили пустые, пригодные для жилья ульи, оставались там. Улетали рои из Астафьева и в лес - здесь появлялись они возле ульев-ловушек, что развешивали другой раз по нашим лесам пчеловоды, поднаторевшие в охоте за кочующими роями. Подыскивали себе рои святых пчел и дупла деревьев - и там оставались жить, будто хранили себя на случай какой возможной беды: мол, случится что с пчелами, живущими по селам и деревням, тогда, мол, и помогут дикие лесные жители кому из бедолаг-пчеловодов.

Помог такой рой, улетевший из Астафьева и прижившийся было в нашем лесу, и моей соседке Мария Андреевне... Она тоже оставалась без пчел после нашествия варраотоза, переживала, ждала: может, явится откуда какой роёк...И тут сын Марии Андреевны, столичный житель, неугомонный охотник, путешествуя по окрестным зимним лесам с ружьем, увидел на дереве чью-то старую ловушку-улей, в которую и поселился рой, отпущенный скорей всего нашими святыми пчелами.

Если пчеловод принимался ловить пчелиные рои, то убрать свои ловушки, а тем более вместе о поселившимися там пчелами, он должен был еще по осени. Но что-то случилось - хозяин забыл почему-то о своем деле, забыл в лесу старую ловушку, не проверил ее и не унес домой вместе с пчелами... Кто он этот охотник за роями?.. На ловушке не было никаких отметок на этот счет, и сын Марии Андреевны принес пчел домой, к матери.

Время было уже зимнее, было поздно пересаживать пчел, устроившихся по-своему на зиму, в другое помещение, и найденный в лесу рой оставили в его временном жилище и отправили до весны в подпол - пчел по зиме в наших местах так обычно и берегут: в подполе, рядом с картофелем и овощами.

Зима прошла, пчелы, принесенные из леса, благополучно перезимовали, а с весны пораньше их пересадили в добротный улей. Новоселы согласно приняли новое местожительство, быстро набрали силу, а там и стали роиться - словом, пчелы у Марии Андреевны снова завелись.

К тому времени, как я поселился в деревушке с занятным именем Гора Сипягина, у Марии Андреевны было уже три или четыре семьи пчел. Пчелы работали, носили нектар, одаривали хозяйку чудесным медом, собранном с лугов и лесных полян - самым лучшим русским северным медом с разнотравья, собравшего в себе все силы нашей земли.

Мария Андреевна ходила за своими пчелами, как за малыми детьми, знала, пожалуй, все о своих подопечных и определенно утверждала, что у каждой пчелиной семьи в ее хозяйстве только свой собственный характер. И самым характерным, самым строгим и самым сильным в работе был именно тот, самый первый, ее рой, принесенный из леса - рой, который когда-то отпустила от себя на счастье людям семья святых пчел, поселившихся на месте села Астафьева под кровлей церковного купола. Именно из этого, самого строгого, самого характерного, по словам Марии Андреевны, улья и вышел в конце июня 1993 года тот замечательный для меня рой, который милая женщина подарила мне. Так что и мои все семьи - прямые потомки наших святых пчел, сбереженных самим Богом на счастье людям.

Та, самая первая моя , семья пчел, подаренная мне Марией Андреевной, до сих пор живет в своем улье на 14 рамок, приподнятых над дном не на 25 мм по стандарту, а на все 50 мм. Улей этот достаточно просторный для семьи - семья здесь может набрать большую силу. К улью полагается у меня три магазина с магазинными рамками под мед. И бывало не раз, когда эти мои "святые пчелы" заливали собранным медом и свое гнездо и рамки во всех трех магазинах, установленных сверху на гнездо.

У этой замечательной семьи, у этого улья есть свое имя -"Большой улей". Улей, где я поселил самый первый рой, подаренный мне "Большим ульем", я так и назвал - "Первый рой". Второй рой, отпущенный "Большим ульем", я посадил в тот самый "Синий улей", куда когда-то на севере поселил самых первых своих пчел. Ну, а вслед за первым и вторым роем "Большой улей" подарил мне нежданно-негаданно еще и третий рой. Жилища для этого роя у меня не было как следует подготовлено - сам улей я быстро собрал из имевшихся у меня деталей, а вот покрасить не успел. За лето на солнце деревянные детали, из которых был собран этот улей, подрумянились, будто загорели, и улей стал немного рыжеватым - так и остался для меня этот улей -"Рыжим ульем".

"Большой улей", "Первый рой", "Синий улей", "Рыжий улей" -все они прямые родственники самой строгой, самой характерной семьи, принесенной когда-то из леса. Но так уж получилось, что только мой "Большой улей" сохранил положенное |вроде бы ему по наследству - у меня в саду это самая строгая семья пчел.

А вот "Первый рой", "Синий улей", "Рыжий улей" куда покладистей - с ними много проще разговаривать-работать. Они поспокойней, не так взводятся, не так быстро приходят в нервное возбуждение...

Хотя бы такой пример... Отобрать мед у "Большого улья", снять к концу лета магазины с гнезда - это очень ответственная для меня работа: за один подход, чтобы не сердить чересчур пчел, я могу снять о "Большого улья" только один магазин и лишь на следующий день могу снять следующий. А вот снять сразу два-три магазина с "Синего улья" не составляет большого труда - чуть поддымишь пчел дымарем , и они почти сразу уходят из магазина в гнездо.

"Рыжий улей" чуть-чуть построже», но и тут обычно я снимаю все магазины с медом за один подход. "Первый рой" может повести себя по-разному: то пчелы сразу настораживаются , и тут вое магазины сразу не снимешь, а то встречают тебя совсем спокойно и почти не сопротивляются твоему желанию снять сразу все магазины с медовыми рамками...

Словом» представители первого поколения, дети, никак не повторяют характера родителя-"Большого улья".

Отличаются друг от друга эти четыре семьи и склонностью к роению... "Большой улей", как правило каждый год не роился. Другой раз вместо роения занимался т.н. тихой сменой матки - старую менял на новую, не отпуская роя, не деля семью. Так же не роился каждый год и "Синий улей", а вот "Рыжий улей" и "Первый рой" роиться были весьма горазды.

Так что у меня, как и у Марии Андреевны, каждая семья обладает своим собственным характером.

В том, что каждая пчелиная семья обладает своим собственным характером, видимо, нет ничего удивительного, если допустить, что семья пчел это не просто некое сборище насекомых, объединенных, например, общей работой, а целостный живой организм со всеми присущими такому организму индивидуальными особенностями,

Мы привыкли обычно иметь дело с живыми организмами, заключенными в конкретную оболочку. Но наличие оболочки, сохраняющей целостность тела, на мой взгляд, еще не самый главный признак рационально организованной жизни. Главный признак единой живой системы - наличие необходимых для поддержания нормального функционирования всех элементов системы широких информационных связей между отдельными элементами организма.

Так каждый элемент ( например, клетка) нашего с вами организма получает всю необходимую ей для жизнедеятельности информацию о жизнедеятельности других элементов организма. Все клетки нашего организма получают необходимое им питание с помощью кровеносной системы, пронизывающей все наше тело. Энергетическую связь всех элементов нашего организма обеспечивает нервная система и т.д. Только при этих условиях каждый из нас как индивидуум может существовать, выполняя положенные ему био-социальные задачи.

А теперь о пчелах - к пчелиной семье...

В пчелиной семье постоянно происходит обмен пищей между всеми, без исключения, членами семьи. С помощью таких пищевых, трофических связей (трофлаксия) все необходимые членам семьи вещества доставляются во все уголки улья - ни одна пчела не оказывается обделенной необходимыми ей питательными веществами (ну, чем ни известная нам кровеносная система!).

Наличие такие трофических связей в пчелиной семье приводит к тому, что у пчелиной семьи вырабатывается присущий только ей особый запах, по которому пчелы безошибочно и распознают членов своей семьи.

Пчеловоды, откачивая мед, обычно не утруждают себя сбором меда от каждой семьи отдельно. А когда такое все-таки происходит, когда мед, если так можно оказать, персонифицируется по конкретным ульям, то совсем нетрудно установить, что меды, собранные разными семьями с одних и тех же растений, будут отличаться друг от друга и по вкусу и по запаху.

Между пчелами в семье установлена и такая информационная связь, которая осуществляется с помощью определенных биохимических реагентов. Так, например, все члены семьи поддерживают связь со своей маткой-царицей посредством т.н. маточного вещества, выделяемого маткой. Пчелы, ухаживающие за маткой, слизывает это вещество, выделяемое железами матки-царицы, и передают его другим пчелам. И пока такой обмен информации существует, пчелы точно знают, что матка жива-здорова. Но стоит матке погибнуть, потеряться, как пчелы лишаются необходимой информации и так именно узнают, что семья осталась без матки-царицы - и тут же принимают решение: вывести, если это возможно, новую матку.

О том, что семья лишилась матки, можно легко догадаться по поведению пчел - в таком случае они ведут себя необычно, беспокойно, выскакивают из летка на прилетную доску, бегают суетливо по стенке улья, возвращаются обратно в улей - это сигнал для пчеловода: матки в семье нет...

Мой хороший знакомый, ученый-медик и прекрасный врач-практик, одержимый к тому же пчелами, глубоко убежден, что пчелы способны воспринимать энергетическое поле людей: поскольку энергетика в семье пчел играет не последнюю роль, постольку, мол, эти насекомые особо чувствуют и энергетику тех живых существ, с которыми им приходится иметь дело...

Пчелы, как принято считать, не знают своих хозяев в лицо, но вот энергетическое поле человека чувствуют и реагируют на вашу энергетику по-разному: человек, спокойный, добрый, не несущий в себе агрессии, пчелам более угоден, чем личность противоположная... Не отсюда ли давно известная и пчеловодам, и людям, живущим рядом с пчеловодами, истина: пчелы ведутся только у добрых людей...

Я не стану утверждать обратное, ибо точно знаю, что к пчелам не стоит близко подходить во взвинченном, нервном состоянии... Мне же хочется утвердить здесь немного иное: по-моему, пчелы, постоянно ощущающие присутствие человека ( безусловно, угодного, подходящего им, не вызывающего у них раздражения своим нервным настроем),ведут себя по отношению к этом человеку куда более покладисто, чем такие же точно пчелы, которых ты посещаешь куда реже.

У меня в саду, за домом, куда обычно никто, кроме меня не заглядывает, стоят два улья, то же прямые потомки моего "Большого улья". Сами по себя эти пчелы не очень строгие, по крайней мере по характеру, как говорит Мария Андреевна, им далеко до моего "Большого улья". Но вот что интересно: они куда строже реагируют на мое появление возле их жилищ, чем те семьи, которые обитают в ульях, что стоят у меня в саду и с которыми я волей-неволей постоянно общаюсь.

Эти две семьи моих пчел, живущих в тишине, за домом, один мой товарищ как-то взял да и окрестил "бомжами": мол, бомжи они у тебя - обделены твоим вниманием по сравнению с другими семьями. Вот и ведут они себя как бомжи - боятся всякого начальства...

Видимо, все именно так и есть на самом деле.

Сами по себе пчелы нашей среднерусской породы хотя и очень уверенные в себе, но в случае необходимости легко взводимые существа, не знающие в этом случае преград. Если пчел-карпаток да и кавказских пчел я бы, пользуясь классической схемой типов высшей нервной деятельности, отнес бы скорей всего к флегматикам, то нашу среднерусскую пчелу приблизил бы все-таки к сильному уравновешенному типу, к сангвиникам.

Вспомните хотя бы страницы нашей древней истории, где рассказывается о том, как русские крестьяне обороняли себя от татар, сборщиков дани... Завидят издали отряд мытарей и тут же к пчелам, к колодам, в которых жили пчелы, и давай колотить по колодам колами... Пчелы взводятся, выскакивают в конце концов из своих жилищ-колод и начинают носиться, разыскивая врага... Крестьяне попрячутся вовремя - их не достать, а всадники на конях тут как тут. Ну, а к запаху конского пота у пчел вообще резко отрицательное отношение (об этом я вам уже рассказывал). Вот и начинается светопреставление: кони бесятся, управиться с такими конями всадники никак не могут, кони несутся прочь от пчел, от деревни. И нашествие врага вроде бы останавливается -спасают все те же пчелы.

Еще один пример того, как пчелы могут другой раз взводиться, теряя на это время реальные ориентиры - уж понесло, так понесло до конца...

Всякий рой, выходя из улья, производит определенный шум-звон, приметный, конечно, не только для человека, но и для пчел всей пасеки. И нередко вышедший из улья рой тут же приводит в возбуждение семьи, еще не готовые отпускать рои. И такие семьи, поддавшись общему настроению, тоже начинают массой выходить из своего улья, порой даже присоединяются к роящимся пчелам, но потом будто спохватываются и чаще всего возвращаются обратно.

Так уж была устроена жизнь наших медоносных пчел: они умеют заготавливать мед, умеют создавать в своем дупле запасы, которыми питаются по зиме и по весне, пока не появится взяток, и потерять этот корм означало погибнуть. А чтобы такого не случилось, свои кладовые надо было уметь охранять. Надо было уметь тут же подниматься по тревоге и всей семьей бросаться на врага. Отсюда и постоянная готовность встать на защиту своего дома и неугасаемый потенциал т.н. агрессивного поведения. И с этим мы обязаны считаться.

Состояние возбудимости, переходящее в хроническое, когда пчел постоянно беспокоят, т.н. постоянный стресс, ничего хорошего не приносит и самим пчелам. Семьи, переживающие часто состояние стресса, гораздо хуже работают, меньше собирают нектара - такие семьи обычно заготавливают меда значительно меньше, чем смогли бы заготовить в обычном состоянии... У думающих пчеловодов давно есть правило: не трогать пчел, не беспокоить особенно их во время хорошего взятка - любое вмешательство в жизнь пчелы оборачивается тут тем, что в этот день пчелы не донесут в улей один, а то и полтора-два килограмма меда.

Сильный стресс испытывают пчелы, когда пчеловод, не желая, чтобы его семья роилась, начинает выламывать (удалять из улья) заложенные пчелами маточники. Обнаружив пропажу маточников, пчелы начинают восстанавливать утраченное и тут могут надолго оставаться в состоянии повышенного возбуждения.

Пчелы, заготавливая мед, складируют его над гнездом, в магазинах. Чем больше над "головой" пчел меда, тем пчела спокойней: запасы меда над гнездом, над "головой" пчел, над будущим зимним клубом - это гарантия благополучной зимовки. И это пчелы, видимо, достаточно хорош знают . Вот почему другой раз не так просто снять магазины с улья, вот почему пчелы особенно не соглашаются с вами, когда вы снимаете последний магазин, прикрывающий гнездо. И если в это время нет уже достаточно хорошего взятка, нет надежды восстановить запасы, ограбленные пчелы начинают разыскивать мед по чужим ульям. Вот тут-то и появляются пчелы-воровки, способные разорить не одну более-менее благополучную семью...

Я уже рассказывал о пчеловодах-кочевниках, которые держат пчел в стороне от своего постоянного местожительства. Такой же пчеловод-кочевник до последних дней держал пчел и в нашей деревушке. Я уже говорил, что после каждого его визита в деревне готовились к нападению растревоженных пчел - наш коллега-кочевник не особенно считался с желанием пчел, тряс свои ульи в любое подходящее для него время и порой очень сильно злил своих подопечных, которые затем начинали устраивать, буквальным образом, охоту за людьми.

Особенно доставалось жителем нашей деревушки после того, как кочевник-пчеловод проводил на своей пасеке т.н. противороевые мероприятия, т.е. выламывал заложенные пчелами маточники и т.п. Но вот заканчивался период роения и наступала пора доставать из ульев мед. Тут уже не мы сами, а наши пчелы могли подвергнуться нападению пчел-воровок, ставших таковыми по воле нашего коллеги-кочевника - оставшись без запасов меда, такие ограбленные пчелы, как правило, тут же принимались досаждать моим семьям. Время это всегда очень тревожное и требующее от пчеловода, желающего сохранить своих пчел, особого внимания: не объявились ли воровки...

Многое из того, что делали в наших местах знакомые мне пчеловоды, я никак не принимал, зная, как обойтись возле ульев без лишней суеты. Вот еще почему и решился я рассказать, как я хожу за своими пчелами, как ищу ответы на те вопросы, которые мои пчелы мне задают... Не знаю, пригодится ли кому-либо мой опыт, но только сам я давно живу по иным правилам, чем те, которые приняты были вокруг...

Одно свое правило я уже определил вслух: не ходить к пчелам тогда, когда они этого не желают!.. Не ходить, не трясти пчел, чтобы не нервировать их, чтобы они могли спокойно работать и не досаждать людям, живущим рядом.

К сожалении, не все даже самые добрые правила мы способны принять для себя... Уж такова порой натура у некоторых из нас, что не доходят до нас даже самые святые, казалось бы, истины...

Этот свой рассказ я начал с описания нашествия клеща варроа, уничтожившего в наших местах почти всех пчел, а далее вспомнил тех пчел, что поселились когда-то под кровлей церковного купола, сохранили здесь себя и выручили наших пчеловодов, потерявших разом своих пчел... Тех пчел, что выручили людей, так и называли святыми, замечательными пчелами. Казалось бы, все это было известно в округе, казалось бы, эта история должна была и дальше оставаться гарантией того, что жизнь святых пчел никто не посмеет нарушить...

Увы, нашлись все-таки среди моих соседей и такие проходимцы, которых не остановила никакая почитаемая миром святость...Занимались эти никчемные людишки всевозможными непотребными делами, какие только можно было придумать... Перво-наперво стали эти выродки спускать воду из прудишек, где водились караси: пророют канаву в насыпе-задруде и вместе с водой устремятся из пруда и жившие здесь до этого рыбы - только собирай добычу.

Разобравшись с карасями, наши душегубы направились к Астафьевской церкви, соорудили лестницу, поднялись на купол, содрали зачем-то со всего купола остатки ржавой кровли и разорили наших святых пчел...

Узнав о случившемся, мои соседи, что поумней, ахнули и вслух заявили, что Бог этих бестий, поднявших руку на церковную кровлю и на святых пчел, обязательно накажет... И не прошло и полугода, как один из участников разбоя попал по суду в тюрьму, а другой, правда, чуть попозже, скоропостижно скончался от страшной болезни... Так что Бог шельму обязательно метит.

С тех пор, как разорили святых пчел, я редко заглядываю в Астафьево, а если и бываю там, то стараюсь не смотреть в сторону церковного купола - в ту сторону, где еще совсем недавно мирно жила отважная пчелиная семья, переживая все выпадавшие на ее долю непогоды, укрывшись от этих непогод всего лишь тонким листом давно поржавевшего кровельного железа...

***

В жизни пчел есть событие, на мой взгляд, самое примечательное. Это - роение...

Еще за два-три дня до этого ничто вроде бы и не предвещало никаких изменений в жизни пасеки... Заканчивается май месяц, отцветают сады, цветет одуванчик, пчелы каждое утро отправляются за взятком, возвращаются обратно усталые, нагруженные пыльцой и нектаром. Но уже тут взгляд опытного пчеловода отметит, что в таком-то улье пчелы что-то заленились, вроде бы без прежнего старания работают, да и пчел вылетело сегодня на пастбище вроде бы поменьше, чем вчера, хотя другие семьи стараются по- прежнему...

Точно так же все продолжается и на другой день. А на третий день с утра ты точно отмечаешь, что семья, вызвавшая у тебя подозрение, в этот раз вообще вроде бы не торопится начать работу... Тут уж следи за этой семьей о особым вниманием.

Вот солнце повыше, становится потеплей, на солнце постепенно сходит утренняя роса, в саду расслабляющая тишина нового ясного дня. И здесь ты вдруг отмечаешь, что из улья, подпавшего под подозрение, одна за другой начинают появляться пчелы. Они тут же отрываются от прилетной доски и кружат- кружат в своем бесконечном танце-полете возле летка, а другие сначала поднимаются вверх по стенке улья и только отсюда отправляются в полет и тоже толкутся-кружат перед самым ульем.

Число пчел, совершающих свое кружение у передней стенке улья, все увеличивается и увеличивается. Пчелы кружатся все энергичней и энергичней, их кружение становится все шире и -шире - и вот уже пчел, танцующих в воздухе перед ульем, так много, что за ними почти не видно, что делается у летка... И тут же до тебя доходит очень характерный для такого явления чуть звенящий шелест.

Пчелы из улья выливаются уже потоком, взвиваются вверх, образуя облако, которое поднимается над кустами смородины, над сливами и вишнями. Облако звенит явно, слышно каждому. Облако пчел накрывает собой весь сад, огородные грядки. Но пока оно стоит на одном месте, хотя сами пчелы рисуют и рисуют в облаке стремительные линии своего полета: взад и вперед, взад и вперед. Другие же пчелы будто зависают на месте, остановившись в полете...

Но вот что-то происходит, и облако пчел начинает сдвигаться чуть в сторону и тут же заметно опускаться к старой вишне, давно склонившейся вниз к земле своим морщинистым стволом... И тут ты видишь, что именно на этой вишне, на ее стволе появляется сразу много-много пчел.

Все больше и больше пчел присаживается на твою вишню, все ниже и ниже облако, вылетевшее из улья, все меньше и меньше оно, и вот уже со ствола вишни начинает опускаться вниз ком-капля пчелиного роя.

Рой привился именно в этом месте, которое, с твоей точки зрения, больше всего и подходило для пчелиного роя... Ты ждешь, чтобы все пчелы собрались вместе, ждешь, когда совсем растает пчелиное облако, когда привившийся рой успокоится. И только тогда принимаешься его снимать, собирать в роевню-ящик.

Рой привился хорошо, сидит тихо, пчелы не беспокоятся, не суетятся, не бегают по поверхности кома-капли взад и вперед - все похоже на то, что этот рой пока не знает, куда ему лететь дальше. Сейчас в лес, прочь от моего сада, отправились пчелы-разведчицы, которых уже выслал вперед рой. Именно эта разведка и должна доставить обратно сведения: куда именно лететь рою, где ждет его подходящее жилье. А пока разведка не вернулась и сведения о предстоящем путешествии еще не получены, рой будет тихо сидеть в моей вишне и ждать.

Рой, ждущий своих разведчиков, сидит обычно так тихо, незаметно, что другой раз пройдешь рядом и не заметишь отроившихся пчел. Ждать возвращение разведки рой может долго...

Как-то вышедший у меня рой привился на яблоне в саду у соседей. И привился как раз там, где у соседей самое рабочее место, где по лету мои соседи устраивают те же стирки, моют посуду. И именно в это время, когда мой рой улетел в соседний сад, моя соседка и правила там свои обычные дела

Снимать рой, привившийся рядов с женщиной, занятой работой, я не решился. Хоть и утверждается в литературе, что пчелы, вышедшие роем, совсем не агрессивны, ибо не в состоянии нанести удар жалом, т.к. зобик их заполнен медом, приготовленным в дорогу (а такие запасы пчелы берут с собой аж на три дня), а оттого, мол, пчела не может изогнуть свое брюшко с жалом на конце для удара, но , не смотря на это утверждение, пчелы, только что вышедшие роем из улья, могут наказать очень сильно...

Я уже рассказывал, как досталось мне от роя, подаренного мне Марией Андреевной, как агрессивны пчелы неудобно ( для пчеловода) привившегося роя - жалят они тебя, могут набрасываться на тебя целыми отрядами, если посчитают, что ты для них слишком опасен. К тому же у вышедшего роя есть и специальная охрана, которая по большей части не сбивается с роем, висящем на дереве, а находится рядом и всегда готова постоять за свою будущую семью. Да по-другому, видимо, и не может быть, ибо защищать себя обязаны все живые существа... А то, что мой личный опыт расходится тут с некоторыми книгами, я, честное слово, никак не виноват. Словом, все-таки побаивайтесь рой - не слишком досаждайте таким пчелам, если увидите висящий где-нибудь ком-рой.

Вот и я не хотел мешать своей соседке спокойно вершить начатую работу. А работа ее затянулась, а там еще и сам сосед появился в саду и принялся поливать огородные грядки - так и наступил вечер, а мне вое никак не выпадал случай собрать своих пчел, отправившихся путешествовать...

В конце концов я махнул рукой: будь что будет, и отправился спать. А с утра пораньше заглянул в соседний сад и с радостью обнаружил, что рой, вышедший из моего улья, как сел вчера, в яблоню, так и сидит там до сих пор. Тут я его преспокойно снял и определил на жительство у себя на пасеке...

Случалось и так, что мои рои, привившиеся у меня в саду или в саду у моих соседей, не особенно задерживались на месте и вскоре улетали...

Снимается о места такой рой-беглец обычно неожиданно и быстро. Только что тихо сидевшие на дереве пчелы вдруг приходят в возбуждение, плотный клуб роя , буквальным образом, на глазах становится все шире, больше, и вот это уже не рой, который только что тихо висел на ветке дерева, а уже живое, подвижное ядро-образование, которое все дальше и дальше расходится в облако, очень похожее на то роевое облако, которое еще совсем недавно висело над твоим садом, пока рой не привился к дереву.

Правда, на этот раз облако пчел много плотней, компактней - такое облако готово к длительному путешествию, как комета с ядром и небольшим хвостом... И вот такой кометой, с ядром и хвостом, и уходит другой раз твой рой, не дожидаясь, когда ты соберешь его в роевню.

Терять таким образом по одному, по два роя мне приходилось обычно почти каждый, год.

Рой улетает с пасека быстро, летит низко, другой раз почти над самой землей, летит прямо, целеустремленно. И за таким улетающим роем тебе никак не поспеть.

Как-то я пытался проследить путь улетевших от меня таким образом пчел (направление полета указывают сами пчелы - они летят обычно прямо). Я долго путешествовал по лесу, куда направился улетевший от меня рой, приглядывался, прислушивался, с помощью бинокля осматривал деревья, но беглянок так и не нашел.

Случается иногда и такое, что рой, вышедший из улья, и не собирается садиться, прививаться ни в твоем, ни в соседнем саду. Тут пчелы, видимо, уже точно знают, куда им лететь: будущее жилище заранее найдено и даже находится под охраной высланного туда за несколько дней до роения спецназа, который не допустит в облюбованное ими жилище других пчел. Тогда рой, выбравшись из улья и образовав роевое облако, почти тут же сжимается в комету~путешественницу и улетает прочь.

Первый такой рой, отказавшийся даже на короткое время присесть в моем саду, отпустил мой "Большой улей" в 1995 году... В 1993 году "Большой улей" постоянно прописался в моем хозяйстве. В 1994 году отпустил подряд три роя - помог мне снова устроить пасеку, а на следующий год, в самом конце мая месяцами отпустил от себя тот самый рой, которому скорей всего заранее был известен маршрут путешествия.

Я был свидетелем всего этого события от начала и до конца. Пчелы выходили из улья, как обычно, споро, густо, тут же поднимались вверх, сходились в звенящее облако, и вдруг это облако стало сжиматься и сжиматься. И вот уже у облака появилось темное ядро, и это ядро, качнувшись вниз к моему забору, неспешно отправилось прочь почти по самым вершинкам штакетника.

Сначала я еще надеялся, что рой остановится, привьется к забору или, наконец, к бане, которую пчелы вот-вот встретят на своем пути, но комета роя летела все быстрей и быстрей, миновала баню, мягко перевалила через задний забор и низко, почти над землей, полетела к лесу... Я долго разыскивал в лесу этих, обежавших от меня пчел, но, увы - рой ушел...

Случалось и такое... Рой вроде бы благополучно оказывался у меня в ящике-роевне, куда я и собирал с деревьев пчел (в ящик я устанавливал 5-6 рамок с сотами, а то и с небольшим количеством меда - такие рамки пчелы сразу принимают, плотно садятся на них, а там вместе с рамками и оказываются в улье, который я для них заранее приготовил). Затем этот рой со всеми предосторожностями, по всем известным пчеловодам правилам, я помещал в приготовленный заранее улей...

И улей был приготовлен по всем правилам и стенки его изнутри были натерты мятой, и рамки с сушью и медом ждали там моих новоселов. И пойманный рой вроде бы согласно принял предложенное ему жилище - пчелы начали его вентилировать, начали вытаскивать из улья мусор, попавший туда вместе о роем - а это очень важный признак того, что пчелы основательно обустраиваются на новом месте. Вроде бы все шло к тому, что у меня в саду появится еще одна семья пчел.

Я успокоился, пошел домой, занялся какими-то делами. День подходил к концу - уж куда там теперь деваться пойманному рою. И вдруг над моим садом появилось облако пчел - облако все увеличивалось и увеличивалось, стоя на месте, затем стало сжиматься в ком-комету и, сжавшись, тут же отправилось прочь из моего сада.

Где была причина того, что пчелы, вроде бы и приявшие сначала приготовленный для них улей, вдруг покинули его и не сразу, а спустя чуть ли не восемь часов после новоселья?

Может быть, жилище, найденное для роя разведчиками, показалось пчелам более подходящим?.. Через день в тот же самый улей, который почему-то не подошел рою, улетевшему от меня, я посадил другой рой - и он благополучно прижился на новом месте и никуда не улетел...

Доставались мне и такие рои, которое почему-то наотрез отказывались селиться в приготовленном для них улье и очень скоро покидали жилище, которое я им предложил, но никуда не улетали и снова прививались тут же в моем саду. Я снова собирал эти упрямые рои, снова предлагал им улей, который они только что покинули, и они второй раз отказывались от этого моего гостеприимства, вылетали из улья { и не сразу, а спустя какое-то время) и снова прививались у меня в саду. Тут я сдавался - собирал такой упрямый рой и сажал его в другой, точно такой же, с моей точки зрения, улей, только стоящий в другом месте. И пчелы успокаивались и принимали для себя это жилище.

Год тому назад я снял рой и предоставил ему заранее приготовленный улей... Как обычно, я собрал этот рой в свой ящик-роевню - собрал на пяти рамках с сотами и некоторым количеством меда. Пойманный рой тут же плотно обсидел предложенные ему рамки. И мне оставалось только снять крышку улья, снять холстик, прикрывающий гнездо и опустить в гнездо, рядом с уже стоявшими там рамками, рамки, на которых собрался в ящике-роевне рой.

Все это я постарался сделать аккуратно, не особенно беспокоя пчел. Правда, на дне ящика-роевни оставались еще пчелы, не севшие на рамки (рой был большой и пяти рамок им явно не доставало). Я осторожно ссыпал этих пчел в улей, как обычно, прямо на установленные в гнезде рамки, расстелил на рамки холстик, положил на холстик подушку, закрыл улей и стал наблюдать за новоселами...

Новоселы вели себя вполне прилично: тут же принялись вентилировать свое жилище, устроившись у летка и трепеща крылышками-ветиляторами, прогоняя таким образом через улей свежий воздух. Тут же другие новоселы стали вытаскивать из улья всякий сор, попавший туда вместе с роем... Все вроде бы было в порядке. К тому же на нас со стороны надвигалась темная дождевая туча - уж куда в дождь могут отправиться мои пчелы из вполне пригодного для жизни помещения... Конечно, никуда не улетят.

Я заглянул домой, но что-то все-таки подтачивало меня. Я вернулся в сад и стал свидетелем, как мои пчелы ручьем покидают предложенный им улей... Уже шел дождь, спорый, частый, а пчелы, будто сойдя с ума, выбирались из улья под дождь и, не собираясь, как положено при этом, в роевое облако, поспешно неслись к сливе, что стояла неподалеку. И тут собирались уже не в один ком-рой, а несколькими отдельными комочками цеплялись за разные ветки...

Представьте себе картину: дождь, тут же вымочивший меня насквозь, старая слива, сразу оплывшая, опустившая под дождем свои ветки, и тут же на этих ветках промокшие, как и я, комочки моих пчел...

Я сбегал домой за ящиком-роевней, прикрыл его куском пленки. Дождался, когда дождь поутихнет, и осторожно, комочек за комочком, собрал в ящик-роевню своих пчел...

Пчелы в ящик шли согласно, не летели прочь. Снова пошел дождь, я снова прикрыл пленкой ящик-роевню, оставил пчелам открытым только щель-леток ящика и, не выдержав нового дождя, побежал домой переодеваться.

Дождь наконец выдохся, выглянуло солнце, я отправился в сад к ящику-роевне и не очень надеялся встретить там своих пчел-беглянок - скорей всего они опять куда-нибудь улетели от меня... Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что мои пчелы никуда не улетели и что активно выходят из летка ящика-роевни и куда-то летят, а там и возвращаются обратно. Словом, пчелы чувствовали себя сейчас в моем ящике-роевне как на постоянном местожительстве...

Я перенес ящик с пойманным второй раз роем к улью, откуда пчелы недавно сбежали в самый дождь, и как в самый первый раз, осторожно перенес в улей рамки с пчелами из ящика-роевни. Правда, на этот раз я не стал высыпать остававшихся в ящике пчел на рамки улья, а вытряхнул их на лист фанеры, приставленный к прилетной доске улья... Пчелы, высыпанные на лист фанеры, шустро направились в улей. И скоро весь рой собрался вместе.

Я еще не очень верил, что все окончится благополучно. Но все было именно так: рой прижился и теперь вместе с другими моими пчелами дожидается своей первой весны.

Рассказывать о роевом времени на пасеке, о роях, об ульях, отпускающих рои, о переживаниях, страстях и прочим, что приключается на пасеке в роевой период, можно долго - и рассказы здесь часто не уступят настоящим охотничьим рассказам. Да и как может быть иначе - ведь ловля роев, это тоже самая настоящая охота, которая наполняет жизненной энергией человека, приставленного к пчелам.

Для меня роевое время хотя и хлопотное, и нелегкое, но очень яркое, очень сильное время - здесь взбадриваешься, будто рождаешься вновь после тяжелой, рутинной работы по весне на огороде, в саду, будто ты тут из крестьянина-землепашца, замученного каждодневными заботами-веригами, снова превращаешься в вольного охотника, будто возвращаешься туда, в свою прежнюю историю, когда все мы были прежде всего охотниками и собирателями.

Роевой период хотя и интересное, живое, богатое на события время, но пчеловоды его все-таки недолюбливают...

Прежде всего здесь постоянное беспокойство: как бы не упустить рой. Ведь улетевший от тебя рой - это и не собранный мед, который мог бы собрать пойманный рой, и потеря новой семьи. К тому же семья, отпустившая рой, теряет свою прежнюю силу, а потому и подводит другой раз пчеловода, рассчитывающего на хороший урожай...

Это еще ничего, если пчелиная семья рано отпустит рой, например, в конце мая или в самом-самом начале июня. Тогда рой обустроится, наберет силу к июлю месяцу, к главному взятку, и сама отроившаяся семья восстановит свою силу за оставшееся до главного взятка время.

А если рой выйдет не в конце мая, а в середине июня?..

Если с роем выйдет старая, как говорят, плодная матка, то такой рой почти тут же начнет выводить молодых пчел - матка почти тут же начнет откладывать яйца, червить, и тогда через 21 день у роя появятся молодые пчелы. Правда, эти пчелы не сразу примутся за работу, не сразу полетят за взятком. Сначала они займутся работой в улье, и только потом, повзрослев, окрепнув, смогут отправиться на пастбище. Так что при всех , самых лучших условиях рой сможет начать наращивать свою рабочую силу лишь через 30 с лишним дней после выхода. А до этого?

А до этого, конечно, рой будет стараться работать, отстраивать соты, ухаживать за расплодом, летать на пастбище за нектаров и пыльцой, но ото дня ко дню он будет делаться все слабей и слабей. Ведь пчелы каждый день несут потери: сама по себе рабочая пчела живет недолго - немного более 30 дней, да и, отправляюсь на пастбище, не каждая пчела уверена в том, что благополучно вернется обратно. У пчел много врагов, пчелу губит и дождь и ветер. Так что потери рабочих пчел у роя могут быть, ой, как велики. А ведь никто эти потери не восполнит до тех пор, пока у роя не появятся новые, выведенные им пчелы. Так что почти целый месяц рой будет терять и терять силы. И порой может очень обессилить... Уж какой здесь особый урожай ждать пчеловоду...

Вот почему и положено у грамотных пчеловодов запасать для каждого пойманного роя килограммов по шесть меда и скармливать этот мед своей молодой семье, чтобы поддержать ее силы, чтобы пчелы лишний раз не летали на пастбище в не очень подходящую погоду... Так что поделиться с нами собранным медом могут обычно только ранние рои да и то при условии, что мы сами им немного поможем вначале.

Семья, отпустившая рой, остается без плодной матки, способной откладывать яйца. Правда, в семье, отпустившей рой, обычно уже через семь-восемь дней появляется молодая матка. Но эта матка еще не способна откладывать яйца. После появления на свет ей еще следует сколько-то дней провести в улье, чтобы окрепнуть, осмотреться, и только затем сможет она отправиться в свой брачный полет. И только, встретившись там, во время брачных игр, с трутнями, она возвращается домой, способная дать жизнь новым пчелам.

И снова после того, как первые яйца будут отложены в ячейки сота, надо ждать 21 день, пока не появятся в улье новые рабочие пчелы, а там еще ждать, когда эти пчелы будут способны летать за нектаром... Так что и тут почти так же, как в случае о роем, семье придется выжидать побольше месяца, пока она снова станет набирать прежнюю рабочую силу.

Правда, в семье, отпустившей рой, остается еще много расплода, еще много пчел, жизнь которым дала старая матка, улетевшая с роем, появится на свет. Но и этот резерв подойдет к концу меньше чем через 20 дней после роения, и только тогда, когда отправятся на пастбище рабочие пчелы, явившиеся на свет от молодой матки, семья начнет работать в полную силу.

Итак, семья, отпустившая рой, и отпущенный рой будут готовы к хорошей работе только к началу июля, если рой выйдет из улья в самом конце мая...

А поздние рои? Вот они-то и разоряют обычно пчеловода: ни семья, отпустившая поздний рой, ни сам поздний рой, как правило, не успевают в этом случае набрать силу к главному взятку, когда богатым цветением будут охвачены все наши луга и лесные вырубки.

А еще хуже, если начавшая роиться семья станет отпускать не один, а два, а то и три роя...

Рои, конечно, и в этом случае можно собрать, можно устроить их так, что они начнут работать, как говорят пчеловоды, на мед: рои можно соединить вместе, создать таким образом очень сильные семьи... А вот семьи, отпустившие не один рой, могут совсем потерять силу, как скажут тут, могут изроиться, и в конце концов не только не дать меда пчеловоду, но и не собрать корм себе на зиму... ,

Может случиться и такое, что сильно ослабшая, изроившаяся семья станет жертвой тех или иных врагов.

Врагов у пчел хватает. Я уже упоминал, что враги могут подстеречь и молодую матку, отправившуюся на свидание с трутнями. И тогда молодая матка, на которую у семьи была вся надежда, может не вернуться обратно домой. Тогда семья не получит во время молодых рабочих пчел и может совсем потерять силу... Хорошо, если в семье будет в запасе еще одна молодая матка, тогда уже ей придется отправиться на встречу с трутнями , и только после возвращения в улей этой оплодотворенной матки-царицы пчелы смогут начать восстанавливать силу-жизнь семьи. Но все это потеря времени - любая потеря матки - это отодвинутые для семьи сроки начала сильной работы на пастбище. А ведь медосбор короток по времени, как кротко само щедрое лето. И нередко случается так, что теряет силу та семья, которая вовсе и не изроилась,а слишком поздно заполучила матку, способную откладывать яйца.

Случается порой и другая беда... Молодая матка отправляется в свой брачный полет только в ясные, теплые дни,,, Настанет пора молодой матке отправляться в брачный полет, а на дворе непогода: дождь, холод. И так не один день, а с неделю и дольше... Что тогда?.. А тогда маткой, не успевшей в отпущенный ей на брачные игра короткий срок встретить женихов-трутней, маткой, "засидевшейся в девках", уже никто не будет интересоваться. Да, она вроде бы может и вылететь на игрища, но женихи не устремятся к ней и обратно в улей такая матка вернется все той же девственницей. И семья пчел, не дождавшаяся оплодотворенной матки, потеряет силы, а с ними и жизнь...

И семью без матки, и семью, изронившуюся, не успевшую восстановиться, ждут уже и пчелы-воровки, и осы-корсары - они первыми обнаруживают, кого можно пограбить и в конце концов совсем извести...

Чтобы не допустить второго, третьего роя и таким образом не дать семье изроиться и потерять силу, обычно после выхода первого роя осматривают пчел и, как говорятся, выламывают лишние маточники, находящиеся в улье, оставляя лучший, на взгляд пчеловода, маточник, из которого очень скоро (через несколько дней) и должна будет появиться молодая, пока еще неплодная матка.

Операция эта хлопотная, обычно беспокойная для пчел. И порой не всегда удачная, ибо мы оставляем пчелам маточник с будущей маткой, который нравится нам, людям... Но бывает, что пчелы не соглашаются с нами. Они, почти тут же обнаружив, что маточники выломаны, удалены из улья, и не приняв оставленный им, устраивают т.н. свищевые маточники, достраивая стенки ячеек, где находятся только что появившиеся на свет из яиц личинки, и выводят в таких свищевых маточниках новых еще неплодных маток, а ваш маточник прогрызают и уничтожают находящуюся там будущую матку, которую мы определили было в царицы пчелиной семье... Вы вполне уверены, что в семье, проверенной вами, все в полном порядке, уверены, что эти пчелы теперь точно больше не станут роиться, но проходит какое-то время, и семья, не согласившаяся с вашим решением, снова отпускает рой... Увы, в этот раз вы не победили.

Поскольку почти каждый пчеловод каждое лето озадачен вопросом: будут ли и как будут роиться его пчелы, - постольку и я не мог не озаботиться этим событием. Но прежде чем искать ответ на вопрос: какие семьи роятся чаще всего, что подталкивает пчел к роению, - я посчитал необходимым дать своим пчелам пока полную волю: хотите роиться - роитесь, - и приготовился ловить отпущенные моими пчелами рои.

Пойманные рои я собирался помещать в т.н. летние ульи, с гнездом всего на 10 дадановских рамок и с тремя магазинами над гнездом по 9 магазинных рамок под мед в каждом магазине. К тому времени у меня на пасеке было 12 ульев - полная дюжина. Летних же ульев для роев я заготовил ровно в два раза меньше: я собирался соединять какие-то рои и таким образом получать новые сильные семьи, которые сразу начнут работать на мед.

Опыт с летними ульями для роев у меня удался - мед от таких роев я получил. А по осени семьи из летних роев я размещал в двух лежаках, рассчитанный каждый на две зимующие семьи. А оставшимися роями усиливал на зиму семьи, которые вышли после лета слабыми. Словом, эта схема у меня более-менее удачно срабатывала.

Ну, а что происходило с ульями, свободно отпускавшими рои?

Я не вмешивался в жизнь этих семей в течение трех месяцев (с начала мая, когда семьи были приготовлены к летней жизни, и до середины августа, когда подошла пора сбора урожая), и все лето на моей пасеке текла более-менее мирная жизнь - я не выламывал маточники, спасая пасеку от вторых и третьих роев, и таким образом не травмировал пчел.

Далее: в конце эксперимента я смог частично ответить на вопрос, отчего отдельные семьи роятся сильней, отчего могут изроиться?.. В третьи, я стал свидетелем, как докучают изроившимся, ослабленным семьям те же пчелы-воровки и осы-корсары.

Надо сказать, что на моей пасеке за два года подобного эксперимента роилась только половина и то меньшая половина семей. Не роившиеся же пчелы продолжали хорошо работать и в конце концов ставили рекорды по сбору меда: были у меня такие не роившиеся ни разу за лето рекордсмены, которые с лихвой обеспечивали себя кормом на зиму и на весну и безболезненно для себя выделяли в мою пользу другой раз по больше 100 кг дорогого продукта.

А из роившихся семей половина роилась один, много - два раза и только две семьи (и то только чрезвычайно плохим для пчел, жарким, сухим летом 2002 года), что называется, изроились почти совсем, отпустив по три, а одна семья отпустила еще и четвертый рой.

Причина такого поведения стала мне чуть позже понятна, и год спустя, поняв причину, я смог смоделировать подобное поведение пчел. Пока же я вынужден был позаботиться об изроившихся совсем семьях - было ясно, что без помощи человека им никак не перезимовать. По осени я собирался эти семьи присоединить к семьям посильней. Я бы так в конце концов и поступил, если бы меня не опередили осы, которые к концу лета 2002 года чрезмерно расплодились.

Пока я не обращал особого внимания на ос, хотя до меня уже и доходили слухи, что у такого-то и такого-то пчеловода осы уже нападали на пчел. Причем в такой жаркой охватке погибало очень много и ос и пчел: мол, отсутствовал пчеловод какое-то время дома, затем вернулся, заглянул к пчелам и увидел возле улья целую горку ос и пчел, побивших друг друга.

Но вот «повезло» и мне. Я, почему-то уверенный в том, что нашествия ос на мою пасеку не случится, на короткое время оставил своих пчел, а вернувшись домой и тут же навестив своих подопечных, стал свидетелем, как осы беспрепятственно снуют взад и вперед в мой изроившийся улей, не встречая на своем пути никакого сопротивления.

Я поднял крышку улья, снял подушку, холстик и раздвинул рамки - пчел в улье не было. Малочисленное войско, вставшее на защиту своего жилища, увы, потерявшего силу во время роения, покоилось на дне улья, а в самом улье хозяйничали осы... Если бы не осы, жизнь в этом улье еще продолжилась бы: на рамках был расплод - правда, немного расплода, но теперь, увы, уже погибшего.

Подобный разгром обессилевшей семьи могут учинить и пчелы-воровки, прознавшие, что защита улья слаба, малочисленна. Они являются к такому улью, завязывают бой. Защитников маловато, а враг все прибывает и прибывает - воровство у пчел занятие заразительное: стоит кому-то из пчел-воровок прознать, где можно поживиться чужими запасами, как почти все пчелы улья, склонившегося к воровству, принимаются за свое черное дело...

Сил у защитников почти не остается, ворье врывается в улей и почти тут же расправляется с маткой. Матка погибла, пчелы, хозяева улья, осиротели, и теперь они тоже поддаются эпидемии грабежа, начинают вместе с воровками-варягами вскрывать свои собственные запасы и уносить их в воровскую семью, где и остаются дальше на жительство...

.Хотя роение и удивительная пора на вашей пасеке, но оставлять пчел в это время без пристального внимания и необходимого контроля все-таки не стоит.

Вот почему и хотелось мне прежде всего найти ответы на вопрос: как сдержать пчел от излишнего роения, не прибегая к тем способам, которые известны нынче многим пчеловодам-промышленникам и которые требуют от пчеловода порой хирургического вмешательство в жизнь пчелиной семьи...

***

Если пчелы входят в роевое состояние, то остановить их, не допустить роения, в природе может только начавшийся обильный взяток... Заготовка меда для пчел - самая первая работа, главная задача, и, обнаружив возможность заготовить много корма, они перестают бездельничать, уничтожают устроенные недавно маточники, где собирались выводить новых маток, и принимаются за работу - семья в этом случае сама по себе выходит из роевого состояния...

Обычно еще до того, как появятся первые весенние цветы, пчелы, неплохо пережившие зиму, вышедшие, как говорят, из зимовки достаточно сильными и здоровыми, принимаются выводить потомство: матка начинает червить, откладывать яйца в ячейки сота, а пчелы принимаются ухаживать за расплодом: готовят-чистят ячейки, кормят личинок, запечатывают расплод, обогревают его... Такая работа требует много "рабочих рук", а посему матка в начале весны откладывает яиц ровно столько, сколько находящиеся в семье рабочие пчелы смогут опекать.

Но вот в семье прибавление - появляются новые рабочие пчелы, "рабочих рук" становится больше, и матка червит вое интенсивней и интенсивней... Наступит теплое время, когда столбик термометра по полудни в тени станет подниматься градусов до шестнадцати, когда ты сможешь, не боясь застудить расплод, заглянуть в гнездо перезимовавшей семьи и провести основательную ревизию, - вот тут -то и увидит пчеловод, что почти все рамки в гнезде, свободные от меда, уже заняты расплодом - пчелы уже успели побеспокоиться о будущем семьи.

Пройдет еще немного времени и пчел в улье заметно прибавится... Выпадет в это время взяток, зацветет по теплой погоде та же ива, и пчелы начнут неплохо работать - станут носить домой и нектар и пыльцу.

Но по весне взяток в наших местах, как правило, не очень верный. Может случиться такое, что зацветет ива, а тут вернутся холода, и пчелы, собравшиеся вроде бы за нектаром, вынуждены будут оставаться дома и ждать тепла, а с ним и цветения вишни, сливы, а там яблони и одуванчика. Зацветут по теплу наши сады, и пчелы снова примутся за работу. Удержится тепло, загорятся широко золотые цветы одуванчика, и появится в ульях весенний мед, чуть-чуть горьковатый от одуванчика, первый мед в этом году.

Но и тут порой пчел подводит погода - только-только распустятся вишни и сливы, как снова холода. Бывает и так, что под холода, а то и под вернувшийся вдруг снег отойдет и цветение нашего одуванчика. И снова пчелы без работы...

Нередко и начало июня не особенно порадует наших пчел взятком. А пчел-то в ульях вое прибывает и прибывает. И уже в семьях обнаружился избыток "рабочих рук" - не хватает на всех работы по уходу за расплодом. И оставшиеся тут без дела рабочие пчелы, собираются гроздьями на нижних краях рамок и висят так в ожидании лучших дней...

Такие, появившиеся в ульях, пчелы , не занятые работой ни в улье, ни на пастбище, обычно точно подскажут вам, что семья вот-вот войдет в роевое состояние и начнет готовиться отпускать рои.

Наука, изучающая жизнь пчел довольно точно определила всю физиологическую цепочку, приводящую пчел в роевое состояние...На рабочих пчелах, ухаживающих за расплодом, лежит прежде всего обязанность кормить личинки, появившиеся на свет из яиц, отложенных в ячейки сота маткой-царицей. И первые три дня пчелы-няньки кормят эти самые личинки т.н. "молочком», которое сами и производят. В состав этого «молочка" входят секреты слюнных и глоточных желез рабочих пчел. Пока есть работа по уходу за расплодом, секреты желез расходуются по назначению. Но вот рабочие пчелы-няньки остались без работы, лишены возможности кормить личинки своим "молочком". Теперь те самые секреты пчелиных желез, которые еще совсем недавно шли в дело, не востребованы... Вот так вроде бы и невольно секреты, вырабатываемые железами рабочих пчел и оставшиеся теперь невостребованными, и приводят пчел к "мысли»: а не собраться ли всем безработным пчелам в рой и не отправиться ли куда-нибудь в дорогу на поиски нового жилища, где для вынужденных безработных снова найдется работа.

Словом, для объяснения того, как безработные пчелы приходят к мысли о путешествии, есть вроде бы точная научная база, которая попроще в подобных случаях может быть определена примерно так: мол, «моча» в голову ударила... ( Когда-то сторонние наблюдатели, видимо, именно так объясняют желание своих более энергичных соплеменников отправиться вдруг в какую-нибудь неизвестность, оставив привычную крышу и теплый очаг).

Если же пчелам, томящимся от безделья, вдруг выпадает сильная работа на пастбище и они сами по себе выходят тут из роевого состояния, то и тут физиология находит материальное объяснение происходящего: мол, дело в том, что секрет той же глоточной железы годен не только для наполнения им т.н. молочка, но и для переработки нектара в мед. Стало быть все снова становится на свои места: факторы, подогревающие "мысли» пчел о рискованном путешествии, отсутствуют - они снова пристроены к делу.

Безусловно, какие-то конкретные биореагенты и определяют по-своему жизнь пчелиной семьи, но пчеловод, обеспокоенный судьбой своей пасеки, просто отмечает, что в улье накапливается слишком много не занятых работой пчел, а там и усматривает по краям сота уже устроенные пчелами восковые мисочки, несколько похожие на колпачки-чащечки, в которых держится на ветке желудь дуба - на этих мисочка пчелы вот-вот и начнут выстраивать маточники, колыбели для новых маток. А раз так, то и приходится задумываться, что же делать, как остановить пчел, как не допустить роения?..

Кто-то из пчеловодов понаивней начинает тут просто выламывать маточники, уничтожая будущих молодых маток, надеясь, что пчелы раздумают после этого роиться. Да, действительно, выламывая от раза к разу все выстроенные пчелами маточники, можно не допустить выхода роя, но пчелы все равно будут находиться в роевом состоянии, будут бездельничать, сокращая запасы корма, собранные в улье и с непреодолимым упорством снова и снова сооружая роевые маточники, чтобы в конце концов все-таки отпустить рой.

И такая бессмысленная со стороны пчеловода борьба-противостояние с пчелами будет продолжаться до того времени, пока не начнется наконец главный, сильный взяток. Тогда пчелы сами выйдут из роевого состояния, сами уничтожат возведенные ими. роевые маточники и примутся за работу... А пока пчеловод будет трясти трясти своих пчел, вводя их в состояние крайнего стресса со всеми вытекающими отсюда последствиями и для пчел и для людей, живущих рядом с такой пасекой.

Те пчеловоды, что поумней, поступают иначе... Отметив большое количество безработных пчел в улье, пчеловод делит семью, входящую или уже вошедшую в роевое состояние, примерно на две равных части... Часть рамок с пчелами и расплодом помещается в новый улей, куда добавляют недостающие рамки с сушью или вощиной, вторая же часть семьи остается в старом улье, куда тоже добавляются рамки с сушью и вощиной. В одной из семей, образовавшейся после такого деления, находится плодная матка, которая обычно сразу принимается червить, откладывать яйца в ячейки сота. А в другой семье, оставшейся без матки, пчелы тут же примутся выводить новую: на ячейках с личинками одно-двухдневного возраста они отстроят т.н. свищевые маточники. Таким путем семья, вошедшая было в роевое состояние, как бы обескровливается, и пчелы-бездельники получают работу.

Все вроде бы и хорошо, и правильно, но не так скоро разделенные семьи наберут силу и будут готовы работать на мед. В лучшем случае такие семьи начнут заготавливать мед впрок лишь с начала июля, т.е. возможный медосбор весны и начала лета для этих пчел будет недоступен - все, что соберут они тогда на пастбище, пойдет только на поддержание жизни семьи.

Можно вроде бы поступить и иначе: не дожидаясь, когда в семье накопятся безработные пчелы, заранее предоставить семье большой фронт работ. Для этого вскоре после первой же ревизии пчел по весне следовало бы значительно расширить объем улья. Обычно для этого в гнездо подставляют рамки на место тех, что были вынуты по осени, когда гнездо на зиму сокращали, а следом устанавливают на гнездо и магазины с рамками-сушью и рамками- вощиной... Но такое резкое расширение жизненного пространства для пчел по весне опасно: чем меньше помещение, тем летуче поддерживать в нем необходимую температуру. А пчелам для выведения потомства необходима температура в гнезде аж за тридцать градусов. По весне пчел в семье еще маловато, чтобы обогреть большое пространство - по ранней весне наоборот объем гнезда не расширяют, а сокращают и гнездо утепляют со всех сторон. А то, не дай Бог, нагрянут холода и погибнет расплод.

Но я все-таки попробовал еще рано по весне расширить жизненное пространство для моих пчел, вспомнив, что в том же дупле, в естественных условиях, пчелы по весне располагают помещением, которое может быть весьма просторным. Но в дупле пчелам куда теплей, чем в наших ульях, собранных из досок "сороковок" ( толщина доски около 40 мм). Значит, для моего эксперимента необходимо было поместить пчел в теплое помещение. И я устроил для каждого из своих ульев кожуха-термосы.

У каждого кожуха было толстое дно, между дном кожуха и дном улья выложен утеплитель. А далее на улей одевались секции, выполненные из доски толщиной около 25 мм и шириной около 200 мм - секция за секцией и улей оказывался упрятанным в кожухе.

К нижнему краю каждой секции пришивался бортик-юбочка, которая находила сверху на нижнюю секцию и тем самым закрывала возможные щели между секциями кожуха.

Секций для каждого улья было изготовлено столько, чтобы в кожухе, кроме улья, могли поместиться еще три магазина, установленные на гнездо. Кожух сверху накрывался своей собственной крышей, а пространство между стенками улья и стенками кожуха заполнилось утеплителем. Связь же улья с внешним миром осуществлялось теперь с помощью коридорчиков-проходов, которые соединяли летки улья с соответствующими им летками в кожухе.

Пчелы приняли такое нововведение и теперь оставались жить в своем термосе и летом, и зимой - на зиму пчел я больше никуда из сада не убирал. Теперь мои пчелы снова, как и их предки, круглый год жили на воле и сами по своему усмотрению могли выбрать по весне тот день, когда первый раз после зимы выйти из улья и совершить свой первый полет.

Чтобы летки по зиме не забивало снегом, чтобы не попадала туда влага и не замерзала там в морозы и чтобы в летки по зиме не заглядывали большие синицы, которые порой очень беспокоят зимующих на воле пчел, у верхних летков с осени я прикреплял защитные козырьки, которые мои друзья-пчеловоды почему-то окрестили "намордниками». Эти намордники прикрывали леток сверху, с боков и спереди, оставляя для пчел подход к летку только снизу козырька-намордника. И как я убедился, такие заграждения у верхнего летка никак не мешали вольной жизни моих пчел. К нижним же латкам на зиму я прикреплял решетки, не допускающие в улей мышей, а сам нижний леток прикрывал наклонно установленной и тоже прочно прикрепленной к стенке улья досочкой. Пчелы имели возможность и здесь свободно покидать улей и при необходимости удалять из улья любой сор.

Такой кожух-термос выручал пчел и по летнему времени -теперь улей не перегревался на солнце, а следовательно, пчелы не тратили силы и время, а также корм-топливо, на дополнительную вентиляцию и охлаждение своего жилища. Но главное, устроив такие кожуха-термосы, я получил возможность еще рано по весне расширять значительно ульевое пространство, предоставлять пчелам дополнительную работу, спасая таким образом обитателей улья хотя бы частично от вынужденного безделия.

Результат был ожидаемый: семьи быстро наращивали силу по весне и, если роились, то роились как раз в конце мая месяца, отпуская сильные рои и в то же время сохраняя силу самой семьи. Причем, число роившихся семей сократилось примерно в два раза и теперь большая часть моей пасеки работала только на мед.

Но пчелы, получившие с ранней весим возможность работать: выводить новых пчел, строить новые соты, - все-таки нет-нет да и входили в роевое состояние, оставляли вдруг работу по строительству сотов и отпускали рои... И нередко такое роение нельзя было остановить без хирургического вмешательства.

Какие -то семьи тут могли начать роиться вдруг и угрожающе, отпуская рой за роем и в конце кондов совсем теряя силу. Нет, не отсутствие достаточного пространства в улье, не тесное помещение, а что-то иное вынуждало пчел в таком случае неудержимо стремиться покинуть свое жилище - иначе расценивать такое состояние, когда семья рой за роем отпускает от себя рои, когда она, буквальным образом, сама стремится полностью обессилить, изроиться, я не мог...

Ответы на эти вопросы надо было искать у пчел, живущих без заботы человека, в лесу, в дуплах...

Я не раз находил в лесах дупла, в которых еще жили и которые уже покинули пчелы. Были у меня такие встречи-находки и на Псковщине, и на Новгородокой и даже на северной Вологодской земле... Какие-то сведения о жизни пчел в дуплах находил я в литературе, интересовался ремеслом бортников, которые в заповедных уголках Башкирии все еще ведут свой удивительный промысел-старание. И в конце концов я попробовал смоделировать, представить себе более-менее точно жизнь пчелиной семьи в дупле...

Давайте представим себе дуплистую липу или осину с довольно просторным, давно образовавшимся дуплом, высота которого около двух метров - именно такие дупла, выбранные пчелами под жилье, и встречал я чаще всего в известных мне местах. В таком дупле и селится в конце весны - в начале лета прилетевший сюда пчелиный рой. И перво-наперво пчелы, начав обустраивать свое жилище, принимаются оттягивать с головы дупла вниз соты, в ячейки которых матка откладывает свои яйца и куда пчелы приносят добытый ими нектар.

В первый год жизни пчелиная семья отстраивает, оттягивает вниз, соты всего сантиметров на пятьдесят... Такая производительность пчелиной семьи давно известна и пчеловодам и науке. В этих сотах выводятся новые пчелы, а сверху, над расплодом, и сбоку от него располагаются запасы меда. Здесь же на сотах, где по лету был расплод, под шапкой, под запасами меда, собранного за лето, семья и зимует.

Новая весна и перезимовавшие успешно пчелы снова оттягивают вниз, строят, новые соты - и снова за лето соты в дупле увеличиваются сантиметров на пятьдесят. Теперь, новой весной и новым летом, матка откладывает свои яйца уже в новые, светлые соты, а в соты, где прошлый год выводились пчелы, соты потемневшие, изменившие цвет после выращивания здесь расплода, теперь отданы под склад для запасов корма.

Итак, год за годом, все четыре года, пока пчелы не застроят сотами все двухметровое дупло, матка откладывает яйца в основном в новые светлые соты, оставляя старые, уже использованные в прошлом году для расплода, под мед.

Конечно, в такой размеренной жизни пчел могут происходить и очень серьезные сбои, которые не только нарушат привычный порядок жизни: может выпасть неурожайный год, и тогда пчелам придется использовать для выкармливания потомства и для своего собственного питания корм, заготовленный год или два тому назад. Но все равно, застроив сотами все свое дупло, пчелам приходится задумываться, как быть дальше?

Вроде бы и можно оставаться жить дальше в благоустроенном дупле: есть мед, есть соты, где можно выращивать расплод... Но такое решение пчелиная семья, желающая жить дальше, принять не может...

Дело в том, что, оставшись жить в полностью обустроенном дупле, пчелиная семья начнет вырождаться, пчелы начнут мельчать: вместо сильных, крупных рабочих пчел, семья, оставшаяся на старых сотах, станет выводить мелких пчел, которые по причине своей физической немощи уже не смогут приносить с пастбища за рабочий рейс прежнее количество нектара. И что еще более страшно: не смогут измельчавшие пчелы успешно собирать нектар - у такой измельчавшей пчелы короче становится хоботок, которым она и добывает из нектарников цветов необходимый пчелам нектар... Короткий хоботок не позволит собирать нектар, когда цветы выделяют его не очень много - коротким хоботком пчела не дотянется до донышка нектарника. Словом, беда это - конец пчелиной семьи близок...

Что же произошло, почему вдруг начинают появляться на свет более мелкие пчелы?...Дело в том, что после каждой личинки, из которой выходит новая рабочая пчела, в ячейке остается ее кокон, прочно приставший к стенкам и дну ячейки. Этот кокон темноватый на цвет. Вот почему и ячейка, из которой вышла рабочая пчела, раз от разу становится все темней и темней: к концу лета, после выхода нескольких поколений пчел ячейки сота из светлых становятся светло-, а то и темно-коричневыми.

Если пчелы продолжат выводить свое потомство на этом потемневшем соте и на будущий год, то сот станет уже не коричневым, а совсем черным. И ячейки такого черного сота уже далеко не прежних размеров - ячейки, оставившие в себе коконы уже нескольких личинок, становятся значительно меньше, а в меньшей колыбели уже нельзя выходить прежнего богатыря... Вот тут и приходится пчелам, которые лишились возможности отроить новые соты и выводить на таких сотах новых пчел, принимать категорическое решение.

Да, пчелы в случае крайней необходимости могут покинуть свое жилище все вместе с маткой и улететь куда-то в другое место и таким образом спасти себя от вырождения-гибели. Но чаще всего семьи, чувствующие грозящую им опасность, поступают так: они начинают отпускать рой за роем, начинают усиленно роиться в надежде на то, что отпущенные ими рои где-то устроятся и продолжат жизнь. В конце концов такая семья израивается совсем - в дупле остается под осень только небольшой комочек пчел, которые по зиме непременно погибнут, ибо такому малому количеству пчел не поддержать по зиме в дупле необходимое для жизни тепло.

Старики-пчеловоды, хорошо знавшие, как живут пчелы в дуплах, определенно утверждали в своих рассказах, что семьи диких пчел, пока отстраивают в дупле соты, почти совсем не роятся, и начинают отпускать рои только тогда, когда дупло полностью застроено.

Тут приходит на помощь и опыт бортников, которые добывают мед из дупел-бортей, устроенных самими пчеловодами. В таких бортях пчелиные семьи живут порой долго, хотя и роятся, отпускают рои, но редко когда истощают себя роением, а оттого и не погибают почти по зиме. И причина такого долголетия пчелиных семей, живущих в бортях, в том, что в конце каждого лета бортник подрезает в борти соты - он достает из борти сотовый мед, срезая вместе с медом, разумеется и соты, отстроенные ранее. Таким образом, новой весной пчелы получают возможность снова заниматься строительством и в таких свеже отстроенных сотах выводят молодых пчел. Бортник подрезает в конце лета - в начале осени не только соты с медом, но порой и часть пустующего, свободного уже от расплода, потемневшего сота, где пчелы не раз выводили новых пчел. И тут пчелам предоставляется возможность выводить потомство в заново отстроенных сотах.

То, что пчелы умеют улетать об беды, оставлять улей, где им грозит опасность, подтвердил мне как-то старинный пчеловод и охотник С.Н. Тихонов, державший своих пчел на Ярославщине. Повествуя о том, как на ихних пчел однажды напал клещ варроа, Сергей Николаевич вспоминал: "Ведь до клеща пчелы у нас роились мало, другой раз и Бога попросим, чтобы отпустили пчелы хоть один какой роёк. А пришел клещ, и пошли рои один за другим..."

Все ясно: пчелы уходили от беды, будто в панике покидали жилища, где их донимал враг-убийца...

Так что все сводилось к одному: отпускать рой за роем пчелы будут, видимо, только тогда, когда жилище им совсем не подходит, когда на прежнем месте их подстерегает серьезная опасность, справиться с которой они сами не могут.

И действительно, стоит в гнезде у пчелиной семьи оставить почерневшие от расплода рамки, как пчелы, которым была предоставлена возможность для работы, которые жили, казалось бы, в весьма просторном помещении, все-таки входят в роевое состояние и начинают отпускать рои... Именно тут и видел я главную причину, приводящую к роению моих пчел, устроенных теперь в кожуха-термосах и получивших еще рано по весне возможность работать и работать в улье.

Не раз подтверждал я эту свою догадку... Оставлял в гнезде старые, черные рамки, и пчелы начинали готовиться к роению. Но и тут роение можно было предотвратить, если в улье над гнездом с теми же черными рамками заранее поставить магазин, а то и два магазина с рамками-сушью и рамками-вощиной, где пчелы еще не выводили потомства. И тут же матка и сопровождающие ее пчела поднимутся в эти магазины-надставки и именно здесь начнут выводить свое потомство, оставив без внимания черные гнездовые рамки - раз есть возможность выводить потомство в добротных сотах, то можно и повременить пока с роением.

Увы, заменить в гнезде все рамки со старыми сотами, уже отработавшими сезон, на новые не так-то просто, когда имеешь дело с ульями на 12 дадановских рамок. По осени в таких ульях пчелы обычно остаются зимовать на 10, а то и на всех 12 рамках. Придет весна, дождешься ты, когда настанет тепло, когда можно будет заглянуть к пчелам в улей, не боясь застудить расплод, заглянешь туда и увидишь, что пчелы уже давно занялись выводом потомства и что почти все рамки в гнезде уже заняты расплодом. Такие рамки, хотя и отработавшие сезон и требующие замены, ты тут, увы, уже но заменишь. В крайнем случае подставишь в гнездо одну-две рамки со светлыми сотами или с вощиной вместо тех, что удалил прошлой осенью. Ну, еще, может, отыщешь в гнезде одну какую-нибудь рамку, пока не занятую расплодом, и заменишь ее. И все. А так в гнезде и останутся рамки в основном со старыми потемневшими сотами, отработавшими уже в прошлом году.

Проще заменять прошлогодние рамки на новые в гнезде моего "Большого улья" - здесь в гнезде не 12, а 14 рамок. По осени, собирая пчел на зиму, я мог удалить из этого гнезда порой рамки четыре. Значит, по весне в это гнездо я могу подставить четыре рамки со светлыми сотами и вощиной. А это уже помощь пчелам. А если найдется по весне рамка, зимовавшая в гнезде и пока не занятая расплодом, то тогда в гнезде "Большого улья" появится уже пять рамок со светлой сушью и вощиной, на которой пчелы очень скоро построят новые светлые соты.

Видимо, поэтому мой " Большой улей" не так часто и входит в роевое состояние. Но все равно 4-5 новых рамок в гнезде - это все же маловато для рабочего настроения пчелиной семьи.

Долго я размышлял и наконец нашел такое решение... Когда-то большим интересом прочитал я книжечку старого пчеловода М.В. Лупанова, где он доказывал право пчел жить в очень просторном улье. Для этого пчеловод-естествоиспытатель и изобрел свою особую, квадратную, рамку, в два раза выше обычной дадановской и пошире последней.

Эта квадратная рамка М.В. Лупанова запала мне в душу. И давно бы устроил я такой же улей, но вот беда... Для такой большой квадратной рамки не подходили наши стандартные медогонки - в них можно было установить только дадановскую рамку размером 470 мм на 300 мм. Это понимал и М.В. Лупанов, а потому для своих рамок сработал свою собственную медогонку.

Такую же оригинальную медогонку сначала собирался соорудить и я и даже приготовил для нее всю механическую часть, но потом передумал и смастерил свою собственную рамку, которая состояла из двух секций, причем каждая секция (и верхняя и нижняя) была размером как раз в дадановскую рамку, а потому и позволяла мне обходиться стандартной медогонкой - откачивал мед я не из всей рамки, а из секций.

Две секции, каждая размером в дадановскую рамку ( только чуть-чуть поуже), вставлялись в раму соответствующего размера и закреплялись по бокам штырьками из алюминиевой проволоки, вставленными в дырочки, просверленными одновременно в боковых рейках рамки и в секциях.

В секциях натягивалась та же самая проволока, что и в дадановских рамках. К проволоке прикатывалась такая же дадановская вощина. Рамки получались вполне прочными, к тому же пчелы тут же заклеивали прополисом все щели между секциями и рейками рамки...

Далее я устроил высокий улей, в который входило как раз 14 моих т.н."лупановских» рамок (я назвал эти рамки по имени пчеловода, подсказавшему мне, как увеличить пространство улья, хотя мои рамки отличались и конструкцией и размерами от рамок М.В. Лупанова). Таким образом пчелам был предоставлен достаточно просторный улей, а я получил возможность довольно-таки просто заменять в гнезде рамки со старыми сотами на новые.

В таком улье, который до сих пор я называю "лупановоким" (хотя у М.В. Лупанова улей больше походил на куб, а мой улей скорей походит на небольшую башню), я оставлял пчел на зиму уже не на 12 или на 10 рамках, а на пяти, много – на шести. На больших рамках с хорошим запасом меда пчелы собирались в компактный клуб, сбоку их оберегали рамки с медом, над головой тоже было достаточно меда. Так что по весне, подставив в гнездо уже не 3-4, а 8, а то и 9 рамок с вощиной и светлой сушью, я мог предоставить своим пчелам возможность выводить потомство в новых, еще не бывших под расплодом, сотах.

И опыт у меня, пожалуй, удался... В таких "лупановоких" ульях (а у меня их три) семьи роились, как правило, только тогда, когда я этого хотел... Стоило мне не сдвинуть от летка в сторону рамки со старыми сотами, не подставить вместо них во время рамки со светлыми сотами и вощиной, стоило нарочно опоздать с расширением гнезда, не отставив во время разделительную доску и не подставив в улей еще и еще рамок, как пчелы обычно начинали готовиться к роению. И если в гнезде такого улья продолжали оставаться только рамки о черными сотами, то роиться мой улей мог подряд не один раз со всеми вытекающими отсюда последствиями...

Высокие большие рамки позволяли мне куда меньше беспокоить пчел при осмотре улья... Чуть подымишь сверху по рейкам рамок, и пчелы уходят по рамкам вниз. Отодвигаешь рамку в сторону, осторожно приподнимаешь ее из гнезда, осматриваешь и так же осторожно опускаешь вниз в гнездо... Случится заглядывать в улей к пчелам, где над гнездом с дадановскими рамками уже стоит магазин, а то и два магазина - и придется тебе снимать сначала магазины и только потом проводить ревизию гнезда... Так что мои "лупановские» рамки позволяют куда меньше тревожить пчел.

Я уже упоминал, что пчелы весьма остро переживают, когда. с гнезда снимают магазины с медом: мед над головой пчел - это гарантия благополучной зимовки (по зиме клуб пчел перемещается только вверх, навстречу теплу, что собирается над головой клуба, так что только этот мед, мед над головой клуба, доступен пчелам по зимнему времени). Вот и беспокоятся пчелы, оставаясь без магазинов, что все лето стояли над ними. Да и, сняв магазин, часто обнаруживаем мы, что меда-то в самом гнезде маловато. Вот тогда и начинаем мы кормить пчел тем же медом или сахарным сиропом, помогая им заготовить корм на зиму.

В "лупановских" же ульях эта работа-подкормка не требовалась. Здесь нет магазинов - пчелы постоянно контролируют по высоте все пространство своего жилища, сами распоряжаются, где и сколько запасти у себя над головой меда. Когда приходит пора собираться в зимний клуб, пчелы сами решают, где им лучше всего разместиться, где зимовать. И мне в конце сезона остается только вынуть из улья сбоку (а не сверху) от пчел, устроившихся на зиму, рамки с медом, которые пчелам в эту зиму и грядущей весной никак не пригодится - в моих "лупановских" рамках товарный мед в стороне от гнезда.

Итак, я получил возможность полностью контролировать качество сотов в гнезде. Отбирая мед, я никак не беспокою пчел, не привожу их в стрессовое состояние. Я не готовлю здесь место для зимнего клуба пчел - пчелы - живут в моих "лупановских " ульях самостоятельно, почти как в дупле, сами решая многие свои задачи. И все было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство: от своих "лупановских" ульев я долго не мог получить такого количества меда, который давали мне те же "Большой улей","Первый рой», "Синий улей" и "Рыжий улей", устроенные, как говорилось, на стандартную дадановскую рамку в гнезде, на которые я и устанавливал магазины с магазинными рамками. Если эти семьи-рекордсмены, не отроившиеся в это лето, могли без ущерба для себя отдать мне до 100 кг меда с семьи, то в самые лучшие годы нероившийся "лупановский» улей мог похвастаться переданным мне урожаем всего в тридцать с небольшим килограммов.

Тут уж я винил самого себя - я дал пчелам, живущим в "лупановских» ульях слишком много воли. И поняв это, не стал сразу расширять"лупановские» ульи до 14 рамок, а ограничился только 10 рамками, и лишь тут предоставил пчелам возможность плодиться... Пространства хватало, чтобы занять работой всю семью, соты в гнезде были новые и пчелы, работая, выводили новых пчел, носили им мед, а когда наступало время главного нашего взятка, я подставлял в улей еще 4 рамки - тут уж пчелы больше думали о меде и не заполняли подставленные им рамки расплодом. А до этого, получив в свое распоряжение все 14 рамок, мои пчелы неудержимо плодились и большую часть собранного меда не несли в кладовую, а скармливали расплоду, не забывая, разумеется, тут и себя самих. К тому же в ульях такого большого объема обычно выводилось и очень много трутней, которые тоже требовали питания и потребляли в сутки меда куда больше, чем рабочая пчела-труженица. Не дав пчелам сразу 14 рамок, я, разумеется, сократил несколько и количество расплода и количество трутней-нахлебников и таким путем заставил пчел больше подумать все-таки о запасах на черный день...

Позже я стал переводить на высокие рамки и оставшиеся у меня ульи с дадановскими рамками в гнезде. Я оставил дадановские рамки только "Большому улью", "Рыжему улью" и двум лежакам, куда на зиму помещал сразу по две семьи. Но при этой реконструкции я все-таки отказался от прежних высоких "лудапановских» рамок и соорудил т.н. полуторные рамки, тоже состоящие из двух секций: одна нижняя - такая же, как в "лупановских" рамках, а верхняя размером в магазинную рамку» Не стал я строить для этих рамок и новых ульев, а использовал прежние, в которых гнезда были рассчитаны не на 14, а на 12 рамок. Так что мои новые модернизированные ульи на полуторную рамку и вмещали в себя как раз 12 таких рамок. Эти улья выглядели чуть пониже "лупановских", и почему-то у нас сложилось для этих ульев с полуторной рамкой такое название -"пеньки": "Белый пенек", "Голубой пенек".

Полуторные рамки были немного маловаты для наших медосборов, а потому на гнездо с 12 полуторными рамками мне приходилось другой раз устанавливать и по два магазина с рамками под мед.

И что замечательно: эти самые "пеньки" с полуторными рамками и медовыми магазинами будто приняли эстафету у моих прежних ульев, стоявших совсем недавно на этих не местах, и в хорошие годы стали удивлять меня своими рекордами - не раз стокилограммовый рубеж в деле заготовки товарного меда этими ульями был достигнут.

Ульи-пеньки сохраняли все преимущества, которые давали и мне, и пчелам мои первые высокие "лупановские" рамки. Правда, у пеньков мне приходилось отбирать мед больше не сбоку от гнезда, а все-таки сверху, но при полуторной рамке, когда пчелы здесь прежде всего заполняют медом верхнюю, магазинную секцию и, видимо, больше пекутся именно об этом меде, отбирать мед из магазинов куда проще, чем прежде при работе с ульями на дадановскую рамку - по крайней мере пчелы во всех моих ульях-пеньках ведут себя при подобной операции весьма мирно и особых протестов не высказывают.

Конечно, и мои "пеньки» не потеряли совсем способность роиться. И они время от времени входят в роевое состояние и отпускают при этом ранние и очень сильные рои, напоминая, что нормальное роение для пчел вовсе не беда, а жизненная необходимость, которую мы должны уважать.

Но войдя иногда в роевое состояние, мои "пеньки" вовсе не стремятся к тому, чтобы изроиться и в конце концов потерять силы и расстаться с жизнью... И это обстоятельство объясняю я прежде всего тем, что я постарался все-таки создать для моих пчел более менее приемлемые условия жизни.